— Это не то, чего я хочу от тебя, Иден. Это то, что мы можем сделать для тебя. — И снова он протягивает руку через стол и кладет ее поверх моей. На этот раз я не отстраняюсь. — Есть кое-кто, кто хочет встретиться с тобой. Кто-то, кто может стереть зло внутри тебя, извлечь падшего ангела и вернуть тебе жизнь. Ты можешь уйти отсюда новым человеком, свободным от уз страха и ненависти.
Наконец я позволяю себе взглянуть на него.
— Но разве это не убьет меня? Изгнание Ангела?
— Если это будет сделано руками недоброжелателей? То да.
— А от рук человека? Разве это не смертельно?
Он кивает головой.
— Чтобы изгнать ангела, требуется всемогущее существо. Человек, пытающийся совершить это действие, наверняка убьет хозяина и себя.
— Ну и как же? Как это должно убедить меня доверять тебе? Когда ты говоришь, что это самоубийственная миссия?
Преподобный наклоняется вперед, в его диких глазах светится возбуждение.
— Потому что это не я буду вытаскивать этого ангела из твоего тела, Иден. Они уже здесь. На земле. Они обещали мне… обещали, что вернутся, и они вернулись. И теперь они придут за тобой.
— Кто? — шепчу я с оттенком ужаса в голосе. Я знаю ответ, но мне нужно его услышать. Мне нужно знать, что то, что мы подозревали, было правдой. Что все плохое, что случилось, произошло только потому, что они это допустили. Потому что они намеренно позволяют нам страдать. Я пытаюсь отдернуть руку, но он сжимает ее так сильно, что у меня хрустят кости.
— Серафим. Серафимы идут, моя дорогая. И они все сделают правильно. Они заберут твою боль, смятение. С Божьей благодатью они снова сделают тебя целой.
Целой. Что это должно значить? Я никогда не была целой. Когда он ушел еще до того, как я сделала свой первый вдох, он забрал часть меня. Когда моя мама вонзила нож в живот и попыталась покончить со мной, она отрезала от меня кусок. Когда меня избивали, издевались и унижали, я теряла часть за частью самой себя. И когда Легион сидел там, его руки и ноги были связаны серебром и ангельским ядом, и смотрел, как я беру руку Люцифера, я оставила позади самую большую, самую важную часть себя. Я есть и всегда была лишь фрагментом. Может быть, это мой шанс наконец-то стать чем-то большим.
— И с ним все будет в порядке? С Легионом? А Крисиз? Что же с ним будет?
— Пока ты будешь сотрудничать, все будет хорошо. Иден, как только все это закончится, мы уйдем лучшими, чем сейчас. Мы получим именно то, что хотим. И тогда ты сможешь определить, хочет ли он тебя по-прежнему.
— И что это должно означать? — хмурюсь я.
— Он не будет человеком-демоном, ты же знаешь. И Адриэль примет свой собственный облик. Ты будешь свободна от нее. Интересно… будет ли Легион все еще хотеть тебя тогда? Сейчас он всего лишь на шаг выше человека. Но каким он был раньше…каким он будет снова…
Ему не нужно заканчивать свою мысль. Я точно знаю, к чему он клонит. Как только Легион вернется к своей прежней ангельской славе, он больше не захочет меня видеть. Не тогда, когда он будет несокрушим, грозен и потрясающе красив. Не тогда, когда у него будут те величественные крылья, которые были вырваны из его спины, прежде чем он был брошен в ад. Только не тогда, когда он вернет Адриэль.
И я не могу быть с ним эгоистичной. Я не могу держать его в ловушке здесь — на Земле, как нечто такое, чем ему никогда не суждено было стать — только потому, что я боюсь идти дальше без него. Не просто боюсь, я в ужасе. В ужасе от того, что он выберет ее вместо меня.
Совершенно напугана, что все будет напрасно, и что я стану тем, чем всегда чувствовала глубоко внутри. Просто крошечная, парящая пылинка в его небе, полном сияющих звезд.
Я чуть приподнимаю подбородок и проглатываю то, что осталось от моей сломленной гордости.
— Когда мы начнем?
У преподобного даже не хватает порядочности скрыть свой очевидный восторг.
— Завтра ночью произойдет редкое небесное событие. Будет полное солнечное затмение, а также прохождение кометы. Это создает идеальный баланс энергии для того, чтоб произошла передача. Энергия, которая привлекает только самых сильных ангелов.
— Серафим, — шепчу я себе под нос.
— Они все узнают. Они придут за тобой. И они поразят любого, кто встанет на нашем пути. Это Божья воля.
Я с досадой облизываю зубы.
— Точно так же, как они пытались поразить мою сестру? Или это тоже была просто Божья воля?
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — невозмутимо произносит он, и его лицо ничего не выражает. Чертов лжец.
Я не должна ему доверять. Я не поверю ни одному его чертову слову. Но если я не соглашусь с этим, кто знает, что они сделают с Ли. Черт, возможно, они уже проткнули его пропитанным ангельским ядом лезвием.