Исход из Длинного Солнца

— Они и не были, — сказал ей Гагарка. — Я уже сделал пару маленьких улучшений.

Орев посмотрел на них обоих:

— Рыба голов?

— Я тоже голоден, — заявил Шелк. — Если уж я выжил, я бы хотел что-то съесть.

Саба подошла к стеклу и хлопнула в ладоши; стекло засветилось, когда в нем сформировалось серое лицо монитора. И тут же его заменили танцующие цветовые пятна — желто-оранжевые, розовые и изысканно-синие, настолько глубокие, что стали почти черными.

Шелк упал на колени; для него залитая солнцем штурманская рубка и ее обитатели исчезли.

— Шелк? — Лицо в стекле было невинным и чувственным, и сверхъестественно прекрасным. — Шелк, не хочешь ли стать Пасом? Тогда мы были бы вместе… Шелк.

Он наклонил голову, не в силах говорить.

— Они, в Главном компьютере, могут тебя просканировать. Как просканировали меня, Шелк, вместе с ним. Он держал меня за руку…

Шелк обнаружил, что глядит вверх, на нее; она улыбнулась и его душа растаяла.

— Ты будешь и дальше жить своей жизнью. Шелк. Как жил. И, одновременно, ты станешь Пасом. А он станет тобой. Смотри…

Лицо, более прекрасное, чем у любой смертной женщины, растаяло, как дым. На его месте появился мужчина с бронзовыми ногами, трепещущими мышцами и двумя головами.

Одна из них принадлежала Шелку.

Глава шестнадцатая Исход из Длинного Солнца

Они плыли в бесконечной пустоте, подсвеченной далеким черным солнцем, похожим на катушку: летун Скиахан, патера Наковальня и патера Прилипала, старая женщина, называвшая себя Моли, Крапива и Рог, кальде и его жена. Уменьшающееся красное пятнышко — посадочный аппарат — мигнуло.

— Прощай Гагарка, мой ночемолец. — Казалось, говорящий находился близко, хотя в его голосе прозвучала нотка, прилетевшая издалека — мужской глубокий голос, наполненный печалью.

— Прощай Гагарка, — повторил Шелк. Только услышав собственный голос, он сообразил, что заговорил вслух. — Прощай, сестра. Прощай, Мурсак. Прощайте навсегда.

— Душераздирающе, — прошептала майтера Мрамор. — Бедная генерал Мята. Ее сердце просто разорвется.

— Он ушел в место, которое лучше любого из тех, что ты видела.

— Мне он не нравился, хотя эта шлюха Синель не лишена исключительных качеств. Тем не менее, я чувствую, что утратил…

— Куда? — спросила Гиацинт так тихо, что ее мог услышать только Шелк. — В эти маленькие пятнышки?

— В одно или в другое, — ответил бог. — Голубой виток или зеленый. Спускаемый аппарат Гагарки не сможет отнести их в оба.

— Гагарка… а. Любит тебя, э? Как мы, хм, все. Он был, э, исправлен? Преданный. Если ты нет, хм, эге?

Ответа не последовало. Далекие искры таяли. Гиацинт схватила Шелка за руку, указывая на черное солнце-катушку за ними, из которого лился свет.

— Что это? Это не… не… Из него вылетел посадочный аппарат.

— Наш Виток. — Скиахан вытер слезы.

— Такая маленькая вещь?

Маленькая вещь уже растаяла, и Шелк расслабился.

— Гагарка тебе нравился, верно? И мне. Даже если я проживу так долго, как Его Святейшество, я никогда не забуду, как встретил его в «Петухе» и пил с ним бренди, одновременно пытаясь различить в тенях его лицо.

— Я не заплакал, когда увидел, что Эйр мертва. Эта боль слишком глубока для слез. Гагарка не мертв, но никто больше не назовет меня Верхним. Вот об этом я плачу.

— Хочу, чтобы он подтвердил это, хм, недвусмысленно, а? — Прилипала уже активировал свой силовой модуль и дрейфовал к круглому отверстию. — Великий Пас, хм, удовлетворен? Это адекватно? Достаточно?

Шелк и Гиацинт последовали за ним.

— Если бы был удовлетворен, мы, Груз, могли бы вернуться к нашим стадам и полям, — сказал Шелк. — Гагарка купил нам короткую передышку, вот и все. Пас не успокоится, пока с витка не улетит последний человек. Только так будет достигнута его цель.

Они вплыли в полумрак, который казался ослепительным светом после наружной тьмы.

— Я не понимаю, как Тартар показал нам виток снаружи, — прошептала Гиацинт. — Снаружи вообще ничего нельзя увидеть, верно? — Шелк не ответил, и она добавила: — Мне не нравится не ходить. Я просто чувствую, как мои бедра толстеют.

Их догнала майтера Мрамор:

— Этого не может быть, дорогая — ты ничего не ешь. Меня это давно беспокоит.

— И я не люблю, когда люди видят, как мое платье поднимается вверх. Я знаю, что это глупо, но не люблю. Всякий раз, когда кто-то смотрит на мои бедра снизу, я чувствую, как они распухают и уже не теряют объем.

— Здесь нет никакого верха, — крикнул Наковальня, устремляясь к ним, — и никакого низа. Только царство света.

— И, э, хм, покойных. — Прилипала, смутно озабоченный, посмотрел на него. — Как мы должны объяснить это, Ваше Высокопреосвященство? Хм, верующим, э? Они ожидают… э… дорогого покойника.

— Желаете увидеться со своими умершими? — спросил Скиахан.

— Нет, — твердо ответил Шелк. Нижняя челюсть Гиацинт отвисла, и какое-то мгновение ее точеное лицо выглядело глупым.

Шелк замедлился, давая возможность Скиахану догнать себя.