Исход. Как миграция изменяет наш мир

Мой дед переселился из нищей немецкой деревни Эрнсбах в самый процветавший на тот момент европейский город — Брэдфорд. Этот переезд — не только из одной страны в другую, но и из села в город — типичен для современной миграции из бедных стран в богатые. Однако юношеский дух авантюризма покинул деда, едва тот прибыл в Брэдфорд: он тут же направился в квартал, уже настолько переполненный немецкими иммигрантами, что его прозвали Маленькой Германией. Такое же отсутствие избыточного авантюризма характерно и для современных мигрантов. Сто лет спустя Брэдфорд перестал быть самым процветающим городом Европы: по воле судьбы сейчас в нем намного меньше процветания, чем в Эрнсбахе. Но он остается городом, куда прибывают иммигранты и где сохраняются трения. Единственный депутат британского парламента от партии «Уважение» — по сути, партии исламских экстремистов — был выбран иммигрантами в Брэдфорде. Сегодня среди иммигрантов действительно встречаются вражеские агенты: четверо из них, взорвав на себе бомбы, убили в Лондоне 57 человек. Иммигранты не только страдают от звериной жестокости, но и сами бывают на нее способны.

Настоящая книга в какой-то мере продолжает мои исследования беднейших обществ — «нижнего миллиарда». Стремление людей к тому, чтобы перебраться из этих стран на богатый Запад, заключает в себе как профессиональный, так и личный аспект. Ответить на вопрос, идет ли исход иммигрантов на пользу или во вред тем, кто остается на родине, — задача сложная, но важная. Пусть речь идет о беднейших обществах в мире, однако иммиграционная политика западных стран оказывает на них не только неумышленное, но и мало кем осознаваемое воздействие. Мы как минимум должны представлять себе, как именно на этих обществах отражаются наши бездумные поступки. Кроме того, я вижу, как мои друзья разрываются перед своим долгом остаться дома и долгом использовать выпавшие им возможности.

Однако в то же время в моей книге критикуется преобладающее среди либеральных мыслителей — к которым принадлежу и я сам — мнение о том, что современные западные общества должны стремиться к постнациональному будущему. С учетом моих семейных обстоятельств следовало бы ожидать, что и я стану энтузиастом этой современной ортодоксии. При переходе границы мы предъявляем три разных паспорта: я — англичанин, Полин — голландка, выросшая в Италии, а Дэниэл, родившийся в США, с гордостью достает свой американский паспорт. Мои племянники — египтяне, их мать — ирландка. Эту книгу, как и предыдущие, я писал во Франции. Если в мире и существуют постнациональные семьи, то моя, несомненно, является одной из них.

Но что, если все будут такими? Допустим, международная миграция станет настолько обыденным явлением, что уничтожит смысл национальной идентичности, и общества действительно станут постнациональными. Насколько это важно? Думаю, что это очень важно. Образ жизни таких семей, как моя, опирается (и в потенциале паразитирует) на тех, кто сохраняет свои корни и тем самым поддерживает существование жизнеспособных обществ, из числа которых мы можем выбирать. В тех странах, которым посвящены мои исследования — мультикультурных африканских обществах, — со всей очевидностью проявляются неблагоприятные последствия слабо выраженной национальной идентичности. Такие отдельные великие вожди, как Джулиус Ньерере, первый президент Танзании, стремились к тому, чтобы их народы приобрели единую идентичность. Но разве национальная идентичность не вредна? Не приведет ли она нас снова к «антигуннским» погромам? Или того хуже: канцлер Ангела Меркель, выдающийся европейский лидер, высказывала опасения по поводу того, что возрождение национализма угрожает не только погромами, но и войной. Я осознаю, что защита ценности национальной идентичности должна сопровождаться убедительным опровержением этих страхов.