Как я мог забыть: ненависть живущих в Поясе к сектантам так велика, что они не заботятся даже о своих жизнях. Дурацкий план у Тортуса и Лиоры. Кто раньше бросится в бой? Комтур и управители, которым нужно пройти к воротам через полгорода, или простые идущие города, что сейчас стоят на площади? И я буду повторять вот этот же приём?
Глядя на мужичка, замершего в полусотне шагов от меня, понял: я не хочу так. И не буду.
— Спи.
К дарсу эту маску. Туда же сектантский медальон. А вот всё остальное я оставил. Шаг в сторону, к спящим там вольным. К их котомкам. Тёмный халат и пробитая броня Древних сменились рваным плащом и столь же дырявой и грязной одеждой. Мне ли, месившему ил в болоте Черепахи, не раз облитому помоями, кривить носом? Что с того, что только вчера дочиста отскрёбся в ручье? Но тряпку, которой тщательно замотал голову, я всё же выбрал самую чистую. Хорошо, что стихия затрагивает только волосы, да бороду, которой у меня ещё и нет.
Спустя две сотни вдохов к воротам в город подходил оборванный и замызганный парень Закалка, глядящий на всех исподлобья из-под полей дырявой бамбуковой шляпы и без напоминания уступающий путь. Мне некуда торопиться. Пусть Тортус и Лиора изнывают от недоумения, не видя суеты на стенах, пусть ждут, когда я нападу на город. Им не привыкать. Пропуская свою очередь во вторые ворота, я, шаркая и сутулясь, обошёл площадь, на которой бился с орденцами несколько месяцев назад.
С тех пор стражи здесь стало ещё меньше. Десяток на внешних воротах, на внутренних и того нет. Пять человек. Все полноценные Воины, судя по тому, как склонялись перед ними входящие в город вольные. Рисковать и пытаться сделать здесь хоть что-то я не стал. Стоит поверить Тортусу и Лиоре. Я всего лишь жалкая Закалка.
Войдя в город, тут же скрылся от лишних глаз в одном из ближайших переулков. Там на свет появился клочок бумаги, на котором я быстро и небрежно начертил несколько слов. Едва сумев одной рукой сложить листок вчетверо, я поправил шляпу и рванул бегом обратно, с трудом справляясь с непривычно слабым телом и рвущимся из груди сердцем. Выйдет или нет?
В левую казарму я влетел запыхавшись, с разгона ткнулся в кого-то. Причём этого стражника я действительно не заметил, но вышло всё как нельзя лучше. Он кхекнул и схватил меня за плечо, заставив скривиться от боли:
— Ты кто такой и чё тут делаешь?
На миг вскинув голову и тут же втянув её в плечи, я зачастил:
— Старший уважаемый! Мне Черепаха в «Сливнице» пообещал зеленушку, если я орденцу Брамиру письмо принесу.
— Кому? — недоумённо протянул Воин, даже оглянулся, будто проверяя себя, затем рванул из моих рук бумагу. — Дай сюда!
Едва развернув лист, Воин прошипел:
— Совсем распоясались, твари!
Отшвырнув меня через весь зал к двери, Воин под смех ещё нескольких орденцев рявкнул:
— Пш-шёл отсюда, щенок! Вымахал здоровяк, а ума нет. Тебя в следующий раз пошлют за зеленушку к Царю в пасть...
Недоговорив, Воин вскинул ладонь и меня вынесло наружу. Явно Ядро. Но Закалкой я только и успел, что заметить жест. И не почувствовал ни малейшей опасности. Впрочем, я и боевой медитацией не пользовался. Ведь у жалкого отребья с улицы её не может быть. Неудачно я нарвался, не сумев ни увидеть основную казарму, ни сделать хоть что-то здесь. Но ничуть не огорчённый, подхватился с мостовой, метнулся между людьми, проскакивая на ту сторону улицы, словно за мной должны гнаться. Но разве есть дело сильным Воинам Ордена до жалкой Закалки?
На этот раз я не стал убегать в проулок, а всего лишь спрятался от лишних взглядов за каким-то выступом казармы. Достал новый лист и снова криво написал на нём:
«Отвесьте щанку пинка».
Во вторую казарму я влетел удачнее. Мало того что не наткнулся ни на кого у дверей, так и большой зал был почти пуст. Лишь один Воин сидел за столом и расставлял перед собой столбики монет. Белый, зелёный и красный. Обернувшись ко мне, Воин недовольно рыкнул:
— Чего тебе?
На этот раз сердце у меня уже не так частило. Неуклюже поклонившись и вытянув единственную руку в подобии приветствия, я, глотая слова, учтя ошибки, ответил:
— Старший! Письмо! Письмо Черепаха послал отнести.
Несколько мгновений меня оглядывали. На вдох я почувствовал себя так, словно корзину с камнями на спину навесили, ноги дрогнули, подгибаясь, а затем всё исчезло.
— Иди, — Воин махнул рукой и строго добавил. — И не ори.
Снова благодарно склонившись, я протопал к дверям, на которые мне указали. Шёл я, тяжело и часто дыша, не торопясь и косясь на Воина. Возвращение моего истинного возвышения не заставило его отвлечься от подсчёта монет. Не почувствовал. Никто не почувствовал: из казармы не доносилось ни звука, ничего не засверкало. Чтобы ни проверяло входящих в город, но здесь, в здании не нашлось такой штуки.