Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма

Дальнейшее — тяжелая, безотрадная действительность. Первое, с чем пришлось столкнуться, — это полное отсутствие какого-либо помещения. Лишь поздно к вечеру какой-то знакомый профессора Янишевского нашел для нас у своего знакомого крохотную кухню. Сидя и полулежа на наших чемоданах, мы провели в этой кухне несколько ночей, пока, наконец, не нашли две комнаты в каком-то доме на Матросской Слободке. В моем Управлении юстиции встретили меня приветливо, хотя с плохо скрытым недоумением — зачем он приехал из Болгарии?.. Меня командировали к заведованию 3-м Севастопольским прокурорским участком. Выдали авансом месячное жалованье — 93 000 рублей, которые были мною полностью израсходованы на скудное питание в течение нескольких дней. В первые же дни я убедился в безнадежности военного положения и неизбежности оставления войсками Крыма, но никому не приходило в голову, что это произойдет так скоро.

В октябре сразу наступили небывалые в этот период года холода; к лишениям продовольственным присоединились и страдания от холода. Если за какие-нибудь 40–50 тысяч рублей можно было с большими трудностями и «по знакомству» с торговками достать хлеб, то дрова были совершенно недоступны.

Как-то случайно я встретил на Графской пристани моего хорошего знакомого сенатора Кармина, который сказал мне, что уже имеется приказ об эвакуации, и посоветовал поспешить в мое Управление для получения билета (на пароход). Там мне выдали пропуск на пароход (название забыл), предоставленный для эвакуации чинов судебного ведомства, и я на следующий день отправился на розыски этого парохода. Гавань была переполнена военными — измученными, грязными, оборванными, правда, с оружием, постепенно прибывающими с фронта. Указанный мне пароход уже полностью, до отказа, был занят какой-то воинской частью, часовые никого не допускали к сходням. Предъявленный мною пропуск «за надлежащими подписями и приложением казенной печати» никакого впечатления не произвел, и мне заявили, что никаких судейских на этом пароходе нет. Рядом стоящие пароходы тоже были заняты военными, и о том, чтобы проникнуть на один из них, не могло быть и речи. Все это с полной трагичностью привело меня к убеждению, что из Крыма мне не выбраться и что, избежав расправы со мной ЧК в Одессе, я неминуемо попаду в ее объятия в Севастополе.

С такими мрачными мыслями я отправился к себе на Матросскую Слободку и поделился своим горем с семьей проф. Янишевского. Какова же была моя радость, когда вернувшийся из города профессор сказал, что в своем Медицинском управлении он только что получил пропуск для себя и своей семьи, в которую включил и меня в качестве двоюродного брата своей жены. Пропуски эти были — на санитарное судно «Ялта», отходящее завтра в 13 часов.

На следующий день, раздобыв где-то тележку и погрузив на нее наш скудный багаж, мы ранним утром отправились с Матросской Слободки в Южную бухту, где стояла «Ялта». Добрались часам к десяти и, к нашему изумлению и ужасу, мы увидели, что «Ялта» медленно отходит и направляется в Северную бухту, где и отшвартовалась.

На наше счастье, в таком же положении, как и мы, оказался какой-то важный военно-медицинский чин, прибывший на грузовике с несколькими сестрами милосердия. Мы быстро, несмотря на протесты этого чина, погрузились на машину и через весь город помчались к Графской пристани. В городе уже шла беспорядочная стрельба, на улицах валялись трупы. Было заметно настроение приближающегося ужаса. На набережной наши вещи во мгновение ока были сброшены и грузовик исчез. С набережной мы видели «Ялту», отделенную от нас морем, расстоянием приблизительно в одну милю. Способов добраться до нее видно не было. Я быстро спустился вниз и увидел несколько лодок под присмотром околодочного. На мой зов спустились мои спутники и стали грузить багаж в лодку. Околодочный запротестовал, заявив, что эти лодки предназначены для должностных лиц, на что я заявил, что именно поэтому я и беру одну из них, и назвал себя. К счастью, я был в форменной шинели с погонами. Околодочный откозырял и лишь попросил, чтобы мы дали на чай лодочнику, который «с утра здесь мерзнет».

Вскоре мы подошли к «Ялте». Это было большое грузовое судно для перевозки угля, приспособленное (скорее использованное, так как никаких санитарных приспособлений на нем не было) для эвакуации раненых. Без груза это судно высоко возвышалось над поверхностью воды, и мы с большими трудностями по веревочной лестнице взобрались на него. Судно это было переполнено, и нам с трудом удалось устроиться на железной, совершенно открытой палубе.