Исход (Том 2)

Глен был удивлен и растроган возрастающим желанием собравшихся говорить в атмосфере возбуждения и взволнованности, сменившей тупое безразличие, царившее в начале собрания. Огромный катарсис, требовавшийся давным-давно, наступил, и он тоже напоминал разговоры о сексе, но совсем по-другому. Они говорили как люди, думал он, долгое время хранившие в тайне свою вину, неадекватно оценивавшие собственное поведение и вдруг открывшие, что высказанные вслух эти вещи вполне обычны. Когда внутренний ужас, посеянный во сне, завершился жатвой в этом словесном марафоне, он стал более управляемым… возможно, даже побежденным.

Собрание закончилось в половине второго ночи, и Глен, уходя с него вместе со Стью, впервые после гибели Ника почувствовал себя хорошо. Он уходил с чувством, что они сделали первый важный шаг для самих себя в той битве, которая им еще только предстояла.

Он ощутил надежду.

Электричество включили в полдень пятого сентября, как и обещал Брэд.

Оглушительно взвыла сирена на здании окружного суда, заставив испуганных людей выскочить на улицы и вглядываться в безоблачное небо в ожидании появления самолетов темного человека. Некоторые попрятались в подвалах, где и оставались, пока Брэд не нашел выключатель и не отключил сирену. Тогда они, с пристыженными лицами, выбрались наружу.

На Уиллоу-стрит возник пожар, и дюжина добровольных пожарных быстро потушила его. Крышка люка взлетела в воздух на перекрестке Бродвея и Уолнат-стрит, пролетела почти полсотни метров и рухнула на крышу магазина игрушек, как заржавевшая погремушка великана из сказки.

В этот день, названный Днем Электричества, произошел один смертельный случай. По неизвестным причинам взорвался автомагазин на Перл-стрит. Рич Моффет сидел в это время на крыльце дома напротив с бутылкой «Джек Дэниел» в руках, когда отлетевшая железная боковина ударила его, моментально убив. Теперь он уже не будет бить витрины.

Стью находился рядом с Франни, когда на потолке ее палаты зажужжали флюоресцентные лампы. Он смотрел, как они мигали, мигали, мигали, а потом загорелись нормальным, таким знакомым светом. Стью, не в силах отвести взгляд, зачарованно смотрел на них минуты три. Когда он снова взглянул на Франни, ее глаза блестели от слез.

— Франни? Что случилось? Тебе больно?

— Из-за Ника, — всхлипнула она. — Как это несправедливо, что Ника нет в живых и он не может увидеть. Поддержи меня, Стью. Я хочу помолиться за него, если смогу. Я хочу попробовать.

Он поддерживал ее, но не знал, молится ли Франни. Неожиданно он почувствовал непреодолимую тоску по Нику и ненависть к Гарольду — такую сильную, как никогда прежде. Франни была права. Гарольд не только убил Ника и Сьюзен; он украл у них свет.

— Ш-ш-ш, — прошептал он. — Франни, ш-ш-ш.

Но она еще долго плакала. Когда слезы высохли, он нажал на кнопку, чтобы приподнять верх ее кровати, и включил настольную лампу, чтобы она могла читать.

Стью медленно просыпался — кто-то тряс его за плечо. В уме он медленно перебирал, казалось, нескончаемый список имен людей, которые могли прервать его сон. Его мать, говорящая, что пора вставать, топить печь и собираться в школу. Мануэль, вышибала из публичного дома в Нуэво Ларедо, сообщающий, что время за двадцать долларов истекло и нужно заплатить еще двадцать, если он хочет остаться на всю ночь. Сестра в белом комбинезоне, желающая измерить ему давление. Это могла быть Франни.

Это мог быть Ренделл Флегг.

Последняя мысль была как ушат холодной воды, выплеснутой ему в лицо. Но это были вовсе не эти люди. Это был Глен Бейтмен, рядом с ним вертелся Кин.

— Ну ты и спишь. Тебя из пушки не разбудишь, Восточный Техас, — произнес Глен, показавшийся расплывчатой тенью в почти абсолютной темноте.

— Для начала мог бы включить свет.

— Знаешь, я совсем забыл об этом.

Стью включил лампу, зажмурил глаза от яркого света, затем взглянул на будильник. Было без четверти три.

— Что ты здесь делаешь, Глен? Я спал — это на тот случай, если ты не заметил.

Поставив будильник на место, Стью внимательно посмотрел на Глена. Тот выглядел бледным, испуганным… и старым. Глубокие морщины избороздили его лицо.

— В чем дело?

— Матушка Абигайль, — тихо произнес Глен.

— Умерла?

— Прости Господи, я почти желаю, чтобы это было так. Она очнулась. И зовет нас к себе.

— Нас двоих?

— Нет, пятерых. Она… — Голос его дрогнул, становясь хриплым. — Она знает, что Ник и Сьюзен погибли, и то, что Фран в больнице. Не знаю, каким образом и откуда, но она знает.

— И она зовет к себе Комитет?

— То, что от него осталось. Она умирает и хочет кое-что сообщить нам. И я не знаю, хочется ли мне услышать это.