Исходный код денег

На мгновение из-под личины обычного человека проступило лицо двуногого хищника, жестокого и очень опасного, привыкшего добиваться своего. Григорьевым на минуту стало не по себе, и отец оставил мысли о том, чтобы вернуть деньги. А мать, взяв себя в руки, слегка натянуто улыбнулась:

– Прошу к столу…

После суда Толкач оказался в камере три один шесть без своих подельников, которым отмерили менее веские сроки заключения. Народ в камере подобрался с бору по сосенке: были здесь и воры, и грабители, и мошенники, и те, кто мотал срок за злостное хулиганство. Беспредельщики отсутствовали, был только боксер-тяжеловес, а мозги эти ребята отшибают друг другу конкретно и навсегда. Поэтому иногда на боксера находили внезапные приступы, когда ему было лучше не возражать и под руку не попадаться. А никто и не возражал. При этом наличие слегка двинутого по фазе мордоворота останавливало любителей конфликтов, которые находились практически в любой камере, где собиралось больше десяти человек. Но при боксере шибко не навоюешь. Черт знает что ему стукнет в голову. Возможно, просто с интересом посмотрит на любительский мордобой. А если вмешается? На этот счет имелись только предположения, уточнять которые желающих не нашлось.

Через неделю после появления Толкача в три один шесть перевели Утюга. Его приход надолго запомнился почтенной публике. Как только его силуэт обозначился в распахнувшейся двери, боксер вскочил и как-то по-собачьи засеменил к новичку. Сидельцы, в первый момент решившие, что вот они и дождались того случая, когда тяжеловес пустит в ход свои кулаки, вздохнули – кто с облегчением, а кто с разочарованием. Утюг небрежно похлопал боксера по физиономии:

– Вижу – рад! Ща мы с тобой побазарим. Но сначала я устроюсь.

В камере имелось одно свободное место – естественно, наверху. По логике новичку следовало занять нижнюю шконку рядом с тяжеловесом, но он рассудил иначе. Утюг медленно двинулся вдоль шконок, разглядывая лица сокамерников. Наконец он увидел Толкача и остановился:

– Ты, чертила, освободи место!

Поскольку за спиной Утюга мрачно сопел боксер, Толкач решил не связываться и быстро упаковал свои вещички, решив выяснить, что за фрукт свалился на его голову, а потом уже действовать (или бездействовать) по обстоятельствам. Тяжеловес тоже был удивлен и слегка обижен таким выбором, но Утюг ободряюще хлопнул его по плечу. Мол, так надо. И указал на свою, бывшую Толкача, шконку – садись. Они долго трепались о каких-то прежних общих делах, старых знакомых, говорили довольно громко, не опасаясь чужих ушей, поскольку Утюг ловко выбирал самые безобидные с точки зрения Уголовного кодекса темы. Главный их разговор состоялся во время прогулки, от которой Утюг с боксером уклонились. Трудно сказать, о чем точно они говорили, но суть беседы стала очевидной из последующих событий.

После отбоя, когда большая часть арестантов мирно задремала, Утюг и тяжеловес подкрались к шконке Толкача. Скинув одеяло, они ловко ухватили его за ноги и плечи и, добавив ускорения энергичным движением, швырнули не успевшего толком проснуться человека на бетонный пол, будто специально сделанный для такого рода расправ. Удар был силен, Толкач издал мучительный стон и несколько раз конвульсивно содрогнулся.

– Привет тебе от Игоря Григорьева, – наклонившись, прошептал ему на ухо Утюг.

Но вряд ли Толкач понял его слова. Когда явилась охрана, он уже был мертв.

Глава 24

– Нормальный ход! – Гусь ухмыльнулся и плеснул вискаря в пластиковые стакашки.

Его собутыльник, бомжеватого вида мужик, вор-домушник, только недавно выписавшийся из больнички и оттого сидевший на мели, тоже усмехнулся – самодовольно.

Гусю иногда надоедало корчить из себя честного бизнесмена, и тогда он находил старых дружков, с которыми устраивал загулы, тянувшиеся от нескольких часов до нескольких суток. Ему нравилось ощущение свободы, когда не требовалось контролировать свое поведение, выбирать слова, что являлось обязательным, когда Гусь оказывался в компании других бизнесменов. Те иногда тоже ударялись в загулы, могли даже вызвать девочек для ублажения основного инстинкта, но все делалось как-то пресно, скучно, без той отвязанности, которая характерна для блатных.

Истории, которые рассказывались в кругу бизнесменов, тоже наводили дремотную тоску. Интрига закручивалась вокруг денег, они составляли основу жизненных ценностей знакомых Гуся. Возможно, потому, что почти все они представляли мелкий бизнес, зависели от множества обстоятельств и в любой момент могли разориться. Это владелец многомиллионного состояния при желании может думать о разных отвлеченных вещах. Для рядового коммерсанта такой поступок – непозволительная роскошь.

Тоска смертная! Хотя несколько лет тому назад Гусь думал совсем иначе. Тогда началось массовое перекрашивание блатных, их уход из мира криминала в легальный бизнес. Так делали почти все, у кого в голове функционировала хотя бы парочка извилин и была возможность заняться надежным делом. К этому подталкивали изменившиеся обстоятельства.