— Чего тебе, Орловский? — сложила руки на груди, в защитном жесте, закрываясь от него и обижаясь, что со мной он не был настолько мил, как с той девчонкой из параллельного класса, две минуты назад.
Мы стояли на лестнице третьего этажа. По великой случайности, здесь не было никого, кроме нас. Никто не поднимался и не спускался. Поэтому мы могли поговорить наедине.
— Хочу узнать, куда ты собралась? — зачесал пальцами назад непослушную челку, открывая полностью свое наикрасивейшее лицо. Всегда, когда так делал, мои колени подгибались. Не могла контролировать тягу не смотреть в его глаза, в этот мировой океан, который затаскивал меня на глубину, с каждым разом все глубже и сильнее.
— Не твое дело. — подняла рюкзак с пола, вешая его обратно на плечо и спускаясь вниз. Срочно надо было убегать, иначе мой корабль уйдет на мель.
Друг так и остался стоять, сверля мою спину взглядом, но догнал меня уже на первом этаже, снова схватив за руку и разворачивая к себе.
— Мое. У нас тренировка, если ты забыла. — чего-то боялся. Что променяю его на другого?
— Ну… — приложила палец к губам. — Скажи, что я заболела. Короче, придумай, что — нибудь. Я знаю, ты можешь. Дерзай, Орловский.
Развернувшись, ушла от него, но он крикнул мне в спину.
— Что я сделал? Скажи. — остановилась, складывая руки на груди. Он правда не понимал?
— Ты разговаривал с ней. — развернулась к нему. — Она трогала тебя. — не сдержалась я выкрикивая, хорошо, что в коридоре было пусто и никто не видел моей истерики.
— Ты серьезно, Снеж? — закричал он в ответ. — Мне теперь ни с кем нельзя разговаривать? Только с тобой? Значит, тебе можно мило улыбаться Осипову, а мне девчонкам нет? Перестанешь с ним общаться, тогда и поговорим. — теперь уже он уходил, обидевшись на меня, при этом поставив ультиматум.
— Я не твоя собственность, чтобы ты ставил мне условия. — выкрикнула ему вдогонку.
Он бежал в мою сторону, снося меня с ног. Что-то в его глазах щелкнуло. Штиль исчез, сменяясь на шторм. Одним махом прижал меня к стене. Сглотнула ком образовавшийся в горле, воздух пропал, ощущала его вздымающуюся грудь своей. Мы оба тяжело дышали. Смотрел на меня, не моргая, сказав одно единственное слово, от которого еще секунда и я упала бы в обморок, не будь я зажата в его хватке.
— Моя.
Его губы коснулись моих, остановившись. Я не знала, что делать, просто застыла и закрыла глаза, наслаждаясь этим приятным чувством теплоты, со скоростью света разлившимся по моему телу. Сашкины губы начали двигаться, задевая мои. Это так же, как и в танце, он вел, а я шла за ним. Движения губ были плавными, очень нежными и вкусными, сочными, сладкими и манящими, кричащими, чтобы вкушала их не останавливаясь, пока до конца не налакомлюсь. Мне не чем было дышать и ему тоже. Но он продолжал накрывать своими губами, сначала мою верхнюю, а потом нижнюю губу.
Как же долго я ждала этого момента, когда осмелится, когда наконец-то поцелует. С той попытки, на его крыльце, когда он рассказывал про луну, прошло очень много времени, больше этих попыток не было. Теперь же он осмелился и назвал меня своей. Заявил свои права. Я не покорная никому, покорилась этому белокурому мальчишке, которого обожала, как небо свои звезды. Обвила его шею руками, крепче прижимая к себе. Ладони горели от прикосновения к его распаленной коже. Его руки лежали ровно на моей талии. Не предпринимал попыток, куда-то сдвинуть их. Он отстранился первый, знала, что не хотел, но нам нужен был кислород, не чтобы жить, а чтобы продолжить снова.
— Саша. — прошептала, боясь открыть глаза, боясь, что это был всего лишь мираж, сон и сейчас я проснусь. Не верила в происходящее. Пускай снова меня поцелует, тогда поверю.
Над нашими головами прозвенел звонок на урок, нельзя было опаздывать, но я хотела остаться здесь с ним и потерять голову.
Открыла глаза, он смотрел на меня, но не радостно.
— Ты нравишься мне с восьми лет, но почему-то френдзонишь. Не впускаешь и не отпускаешь. Определись, Снеж.
Махнул головой, беря в руку мой рюкзак.
Давно определилась, только не показывала своих чувств. Обидела, довела его до края. Непременно нужно все ему рассказать, что он тот один единственный, которого вижу перед глазами, что он моя первая мысль в голове с восходом солнца и последняя с закатом.