Исключительно твой

— Я был у мамы. Не мог ее оставить одну. Приходил к ней каждую ночь. Она очень сильно плакала. Из-за тебя, пап.

Стыд и позор, все то, что я испытывал, опустив глаза в пол.

— Я пришел ненадолго. Попрощаться. Мне больше не разрешили к тебе приходить.

— Нет, не уходи. — слезы наполнили мои глаза.

— Пап, послушай. — его маленькая ручка накрыла мою грудь. — Так должно было случиться, я не должен был родиться. Никто не виноват. Я вас очень люблю, у меня безумно красивая мама и ты пап тоже, но мама…

Я улыбнулся, сквозь слезы. Полностью соглашаясь с ним.

— А еще дядя Сережа, он тоже красивый, а Стеша, она такая добрая. Бабушка мне сказала по секрету, что она беременна. У них девочка родиться.

— Какая бабушка? — спросил у него.

— Я здесь с бабушкой Таней и дедом Степой. Они обо мне заботятся.

Родители моей мамы. Не мог сдержать слез, сжимая его маленькую руку. Колени утопали в наждачке пола, но я стоял, и выстою, сколько придется.

— У меня будет братик. — погладил меня по волосам. — Только будет похож на маму, но глаза твои. Я подглядел. Только никому не говори. — приложил пальчик к губам. — Это большой секрет. — он улыбался самой радостной улыбкой.

Хотелось, сожрать локти, чтобы не заорать на весь тоннель.

— Пап, возвращайся к маме. Она тебя очень любит и ждет. У вас все будет хорошо. Я знаю, ты боишься, но не надо больше бояться. Ты веришь мне?

Кивнул ему, потеряв дар речи.

— Это маме, передай, пожалуйста. Тут немного. — протянул мне букетик желтых одуванчиков. — И скажи, чтобы больше не плакала, а то мне тут мокро очень и я тону в ее слезах. — он обернулся назад, словно видя и слыша то, что я не мог. — Мне пора, пап. Не бойся, иди. — обнял меня за шею крепко-крепко, поцеловав в щеку напоследок.

Говорят, что дети пахнут по — особенному, оно так и есть. Я ни с чем не перепутаю этот запах.

— Закрой за мной дверь. — сделал шаг назад.

Я не мог переступить через порог, а он уже уходил, помахав мне рукой.

— Не скучай по мне. Живи настоящим. И ничего не бойся. — крикнул, подарив мне еще немного своей лучезарной улыбки.

Стены начали сужаться. Смотрел на удаляющуюся фигуру сына, стараясь, как можно четче запомнить, и сохранить его в своей памяти. Меня либо раздавит, либо я спасусь и вернусь назад. Я закрывал эту дверь с трудом, отпуская его, решив жить настоящим, как он просил.