Исключительно твой

— Оу… — шипит Марат, откинув голову на подголовник. На его мощной шее вздуваются сухожилия. Я размашисто веду языком по ним и игриво прикусываю. Втягиваю кожу ртом, оставляя на нем засосы. Мечу, мечу, мечу… Потому что он — мой. Просовываю руки между нашими телами, дергаю ремень.

— Аллах…

Марат в неменьшей горячке, чем я. Отодвигаю трусики в сторону, прохожусь по его разбухшей, налитой головке своей сердцевиной. Приподнимаюсь, насаживаясь.

— Стоп! — на моей заднице с силой сжимаются его руки.

— Что такое?

Задыхаемся оба. Пот течет по вискам, несмотря на работающий кондиционер.

— Погоди, надо презерватив.

— Я соскочу.

— Не будем рисковать. Защита еще никому не помешала.

Марат подталкивает меня вверх, чтобы я привстала, и он мог просунуть руку в карман, доставая резинки. Обхватив его шею руками, подчиняюсь. Лицом утыкаюсь в темноволосую макушку. Меня все еще колотит. Но уже не от желания. О, нет… Это скорей истерика. Мне хочется заорать — не повредит?! Кому?! От чего ты меня защищаешь? Или… не меня? Ты был с ней? С ней без резинки? Я ничего, ничего не понимаю. Нож в груди проворачивается и уходит куда-то под ребра. А Марат, ничего не замечая, натягивает дрожащими руками презерватив. Я своей воспаленной кожей чувствую, как дрожат его чертовы руки…

— Давай. Опускайся. Я сейчас сдохну.

Обхватывает затянутую резиной плоть и, закатив глаза от кайфа, ведет по моим высохшим складкам. Мне смешно. Так он даже не чувствует, что я этого не хочу… С губ срывается неуместный смешок, который я маскирую за стоном. И насаживаюсь на него. Мертвая бабочка, прошитая насквозь. Хотя нет. Мертвые же ничего не чувствуют. В то время как я, нанизывая себя все яростней, буквально тону в этой боли и черной, выжигающей нутро ревности.

Почему он все не кончает?

— Давай, Афин. Я долго не продержусь…

А-а-а. Джентльмены пропускают вперед дам. Я, признаться, забыла, какой он галантный. Отыгрывая роль, послушно сжимаю мышцы. Скулю сучкой, как ему нравится. И он, наконец, вбившись в меня до боли, отпускает себя, сжав зубы на моей груди.

— Я с ума по тебе схожу, господи. Что ты со мной делаешь? — сбивчиво шепчет.

Хочется задать встречный вопрос — «А ты со мной?». Но я молчу. Я не могу говорить. Боль уже где-то в горле. Металлическим вкусом крови во рту…

Соскальзываю с него. Марат тянется за салфетками. Мне проще — трусы на место, юбку вниз. А в душ, все это смыть — уже дома. Как… Как мы к этому пришли? Как я?! Дальше что? Молчать? Притворяться? Предавать себя снова и снова?

Прерывая очередной поток вопросов, машина плавно тормозит. Не дожидаясь, когда мне откроют, выскакиваю на улицу. Легкие наполняет влажный тяжелый воздух. Лето такое красивое. Нарядное, буйное. Я тоже сама не своя.

Марат шагает за мной к парадной.

— Можно было не провожать.

— Так. Стоп. — Хватает меня за руку. Ну, как хватает? Мягко берет. Он все делает деликатно и мягко. Уверена, он так даже предает. Просто потому что иначе ему не позволит воспитание. — Внятно. Что случилось?

— Ничего.

Все-таки я дура. Не могу держать эмоции в себе. Мозг рекомендует одно, я очень трезво понимаю, как правильно, но эмоции перекрывают собой все разумное…

И снова лифт.

— Тогда к чему это про «провожать»?

— Не бери в голову. Мне правда нехорошо что-то. — Торможу себя из последних сил. — Иди в душ. Я что-нибудь приготовлю на ужин.

Марат смотрит на меня настороженно, но все-таки кивает. Я иду на кухню. Достаю лотки с заказанной вчера из ресторана едой. Может быть, та, другая, его собственноручно приготовленным кормит, а я…

Так! Стоп! Стоп, Афина. Заканчивай. Это ты уже проходила. Хочешь еще? Хочешь, чтобы как с Коваленко все было? Перед глазами, как перед смертью, проносятся те страшные годы. И их финал. Машинально касаюсь лица. На какой-то миг пальцы замирают вот так, но буквально тут же руки падают безвольно вдоль тела. И свешивается к груди голова.

Нет. Так не будет. Только не дважды в одно и то же.

Стою так долго, не замечая времени. В себя прихожу, лишь когда на поникшие плечи укладываются его руки.

— Это правда?

Просто знать. А там и решение принять будет легче.

— Ч-черт.

Значит, не врут. Усмехаюсь.

— Послушай, я хотел сам все тебе рассказать, — жаркий шепот в заиндевевший затылок.

— Так что тебе помешало? — дергаюсь, желая сбросить с себя его горячие ладони. Мне-то некуда отойти. Если только в окно выйти. Но это совсем уж пошло. Поэтому я опять смеюсь.

— Послушай, не надо так. Ты не понимаешь. У меня выбора не было. Совсем.

Вдох, выдох. Оборачиваюсь. Это мне Марат позволяет. Может, ему точно так же, как и мне, нужно увидеть что-то такое в глазах. Что-то, что убедит — это не конец.

— Как давно ты… помолвлен? Кажется, так говорят?

— Пару дней. От силы неделю. Слушай, это ничего не меняет. Я ее даже не знаю. Так, виделись пару раз. Один — вообще в глубоком детстве. Ну и вот, на смотринах. Это дочь Фариза.

— Мне все равно! — выходит криком. Господи, ну зачем мне знать, кто она? Когда не знаешь — проще, легче… Когда не знаешь, не станешь маниакально искать их фото в социальных сетях. Или следить за сториз.

— Это ничего не значит.