Исключительно твой

Кто-то неподалеку свистит, улюлюкает. Я медленно отстраняюсь.

— Перестань. Твои родители подумают, что я девушка легкого поведения, — усмехаюсь, дышать становится нечем.

— Еще чего! Они тебя обожают, — шепчет жарко Марат. А после, нахмурившись, переводит взгляд на еще одного своего друга — Антона. Того самого свистуна. — Отец млеет, когда ты его называешь папой. Спасибо, что приняла наши правила.

— Брось. Я всю свою жизнь мечтала, что меня удочерят. И вот моя мечта сбылась. Рядом с тобой вообще все мои мечты сбываются.

Склоняю голову мужу на грудь. Веду по его мощной шее пальцами. Застываем так, переживая вместе обуявшие нас эмоции. Скольжу ленивым взглядом по сторонам. Родители Марата сидят чуть поодаль, полностью довольные жизнью. Марьям «припарковала» коляску у четы Брагиных. Те воркуют о чем-то с ней. Антон с Назаром подходят к нам. Протягивают Марату стакан.

— Ну, за твое здоровье, брат.

Марат берет. Я салютую мужу водой. Тот пригубляет коньяк и закашливается, выпучив глаза. Моя челюсть тоже плавно отъезжает вниз.

— Какого черта она так вырядилась? — сощуривается Марат, глядя то на Лалу, то на застывших, будто громом пораженных друзей. — Тоха, рот закрой! Ты на мою сестру вообще-то пялишься!

— Извини, брат, — выставляет перед собой руки бедный Дубина. — Кхе-кхе, она — как бы это сказать… выросла.

Ага. И расцвела. Стараясь не рассмеяться, наблюдаю за немой сценой, вызванной появлением Лалы в бикини. Перевожу взгляд на свекров. Марат Арзасович выглядит так, будто его сейчас удар хватит. Зара Джамильевна хватает свое полотенце и со всех ног мчит к дочери, чтобы ее прикрыть. Та яростно сопротивляется. Что-то доказывает. В отчаянии смотрит то на меня, то на мужчин, до сих пор пребывающих в легком шоке.

Марат встает. Дергаю его за руку, давая понять, что лучше бы ему не вмешиваться.

— Ей почти девятнадцать. Она через месяц выходит замуж.

— Это не означает, что можно ходить вот так… Только посмотри, как на нее смотрят! Антон, блядь!

То, что Марат употребляет мат, свидетельствует о том, что он действительно в ярости. Она исходит от него плотными волнами, которые на меня действуют совершенно определенным образом.

— Смотрят, потому что она — красавица, — ерзаю я, плотно сжимая ноги.

— Лала красавица?

— Ну конечно!

— Все равно. Она еще маленькая.

Зара Джамильевна настаивает на своем, и Лала, накинув полотенце, скрывается с наших глаз. Марат по чуть-чуть остывает. Замечая, что я не нахожу себя места, очень точно определяет причину.

— Ох, детка…

— Как ты смотришь на то, чтобы отдохнуть?

— Мы же договорились… Потерпеть хотя бы две недели до родов.

— Не терпится! — закусываю губу. Если честно, беременность превратила меня в настоящую нимфоманку. Лижу губы и, поплотней сжав ноги, жалобно скулю. Марат вскакивает на ноги. Помогает подняться мне.

— Мам, присмотри за Марьям, пожалуйста! — командует на ходу. Зара Джамильевна опять пугается:

— Что-то случилось?! Началось, да?!

— Нет. Мы на пару минут отлучимся, — лепечу, чувствуя, как по щекам разливается густой румянец стыда.

— Уверена, что пары минут хватит? — Марат усмехается мне в шею, прикусывает, гладит бедра, живот.

— Даже секунд, — сиплю я, бесстыже прогибаясь в пояснице, стоит за нами закрыться ведущей в каюту двери.

Марат отодвигает плавки в сторону. Проходится пальцами. А там не то что все готово, там…

— Ох, детка… — повторяет он. — Ты уверена? Мы не сделаем хуже? — а сам уже головкой о складки потирается. Что толку болтать?

— Хочу тебя, — хнычу.

— Моя… Ты только моя, — повторяет, как заведённый, погружается плавно, он и впрямь боится, а мне другого хочется. Так бы и сожрала. Насаживаюсь сильней. — Афина! — шлепок обжигает задницу. — Осторожнее…. Я ж не каменный.

— Ты идеа-а-альный, — выдыхаю томно, верчу попкой. — Только, пожалуйста, жестче.

Мне, чтобы улететь, достаточно трех мощных толчков. Иногда мой муж ужасно понятлив. Всхлипываю, зажимаю его до боли, ускоряя разрядку. Стоим. Дрожим. Ноги подкашиваются. Это так хорошо, так сладко. И да, мы справились меньше чем за минуту.

— Сумасшедшая! Моя… Люблю.

Задыхаюсь. Смеюсь. Я теперь очень часто смеюсь от счастья. По ногам течет. Так странно. Он, конечно, очень старался, но не слишком ли много… И тут доходит.

— Марат, — все еще задыхаясь…

— М-м-м, — целует шею, волосы, плечи…

— Солнышко, ты только не пугайся. У меня воды, кажется, отошли.

Он ругается. Сильно. Я никогда еще такого не слышала от своего мужа. Особенно громко почему-то, когда я говорю, что мне нужно в душ. Потом, правда, он очень быстро вспоминает, что взрослым солидным дядям такое поведение не пристало, и берет себя в руки. Я ужасно… ужасно горжусь своим мужчиной. Его степенностью и собранностью, которые, я знаю, как нелегко ему прямо сейчас даются.

— И все-таки будет мне подарок, — говорит он, когда мы благополучно добираемся до больницы. И хоть мне больно, я качаю головой.

— Нет! У Марата будет свой праздник.

— У Марата? Ты столько думала, как его назвать, и не придумала ничего лучше?

Киваю. Вся нежность мира сейчас в янтарных глазах моего мужа. Вся нежность мира…