Исключительные

Он не разбирался в искусстве, не мечтал стать актером, мультипликатором, танцором или гобоистом. Он не был евреем, хотя бы наполовину. Никто в его жизни не был похож на Жюль или ее друзей. В городе, еще с самого колледжа, Жюль наталкивалась порой на кого-нибудь из «Лесного духа»; всякий раз, когда это случалось или когда Эш встречала кого-то из лагеря, они созванивались и драматическим голосом произносили: «Мне было видение». Люди, ездившие в «Лесной дух», даже те, с кем они там не дружили близко, представляли мир искусства и творческих возможностей. Но мир Изадоры был другим; он включал в себя искусство, но теперь каждому приходилось думать и о том, как заработать на жизнь, и они делали это как бы с презрением к деньгам, которые лишь позволяли им жить как хочется. Ничто не было таким сгущенным и серьезным, как раньше, в «Лесном духе». Они рассредоточивались, разбегались, оставались близкими друзьями, но попадали в условия, которые выглядят совершенно разными, когда ты сам по себе. Деннис, чуждый искусства, был очень умен и очень старателен. Он не был дебилом. Ей хотелось быть рядом с ним, прикасаться к нему, ей нравился его запах, нравилась его кровать под потолком и мысль о том, как ему с ней хорошо. Он считал ее утонченной, словно бы видя всю пищевую цепь утонченности. Для него она была похожа на других питомцев «Лесного духа» – более земных, чем он сам. Деннис любил узнавать что-то новое, заметила она, и всегда задавал вопросы. Расскажи о первой пьесе, в которой ты играла. Расскажи, как живется, когда у тебя есть сестра. Расскажи про систему Станиславского. Расскажи о своей лучшей подруге Эш. Не было другой жизни, какой он стремился жить, за исключением, казалось, жизни, в которой нет места депрессии. Он не был экстравагантным, объясняла Жюль Эш, зная, что, хотя вроде бы хвалит Денниса, для обеих это звучит скорее как признание его состоятельности. Не экстравагантен, но все равно нравится. До чего же стыдно выяснить, что на самом деле тебе по душе выпендреж.

Затем две пары еще не раз поужинают вместе, и Эш с Итаном окончательно примут Денниса в свой замкнутый мир. Нередко к ним будет присоединяться Джона, хотя всегда слегка неловко получается, когда все приходят с парой, кроме одного. Вся компания начинает выделять этого человека, как будто скрашивая его одиночество, как будто такое состояние неестественно. Жюль представляла себе, как она сама устраивает ужин в своей квартирке с дешевыми тарелками и столовыми приборами. Можно было бы усесться вчетвером на принадлежащее Жюль жалкое подобие взрослой мебели. Она воображала, как через много лет они будут вспоминать эту пору своей жизни, словно бы разглядывая ее сквозь четкую, как следует отполированную линзу. Все разговоры, которые тогда велись. Весь съеденный хумус. Все дешевые национальные блюда, кухонную утварь и невзрачные украшения, какими они пользовались, когда были чуть старше двадцати.

– Это серьезно? – спросила Эш по телефону наутро после того, как Жюль переспала с Деннисом. В конце концов, Эш знала, что у нее самой все было серьезно в тот момент, когда она переспала с Итаном, а может, и еще раньше.

– Да, – ответила Жюль, представляя себе темное лицо Денниса Бойда над ней, всего в нескольких дюймах от потолка. «Осторожнее, – сказала она, прикрывая руками его череп. – Я не хочу, чтобы ты разбил себе голову». «Ну нет, с разбитой головой я тебе не пригожусь», – сказал он, и тогда она забеспокоилась, что он думает сейчас о том, что однажды, в колледже, уже расшиб себе голову и трещина зажила, и что Жюль ничего об этом не знает, хотя она, конечно же, знала.

– У него было нервное расстройство, Эш, и он мне все об этом рассказал, но он не знает, что я и так знала, – поспешила вдруг уточнить Жюль. – Вот как ты думаешь: сказать ему, что я уже знала, или неважно, если умолчу, и лучше об этом забыть?

– Скажи, – безапелляционно заявила Эш. – Надо сказать. Он должен знать, что ты знаешь. Секретов с самого начала быть не должно.

– Это ты говоришь? – весело, но колко переспросила Жюль.

Повисла длинная пауза.

– Да, – ответила наконец Эш.

Казалось, она совершенно в этом уверена. И неважно, что уверенность Эш в невозможности начинать отношения с секретов таила в себе немалое лицемерие; Жюль знала, что действительно надо внести поправку в сказанное Деннису.

– Я вроде как соврала на днях, – сказала она ему при следующей встрече, а увиделись они в Центральном парке, собираясь пойти в зоопарк.

– Я уже знала о твоей истории, твоем расстройстве, когда ты об этом заговорил, – продолжила Жюль, едва они миновали турникет. – Мне не следовало делать вид, будто для меня это неожиданность. Изадора всем рассказала, когда ты ушел.

– Неужели? Шутишь. Ну вот это плохо, – ответил он. – Это как раз мой страх насчет того, что происходит, когда ты выходишь из комнаты. Все говорят о тебе нечто невыносимое для тебя самого.

Они прошли по тропинке и через изогнутый вход в здание с пингвинами, и он сказал: