Исключительные

– Я стала танцевать, – сказала она. – Я танцевала здесь больше, чем за весь учебный год в школе. Там вечно заставляют заниматься всякой ерундой, до которой мне вообще дела нет.

– Я знаю, – ответила Жюль. – Правда-правда знаю.

Ноэль откинулась на подушку и закрыла глаза.

– Простите меня за лам, – сказала она. – Я хотела высказаться. А причинять им вред не хотела.

– Ты не причинила.

– Надеюсь, с ними все будет хорошо, а вы не подумаете, что их больше нельзя держать здесь. Они – часть лагеря.

– Да, – торжественно подтвердила Трейси, изучавшая гончарное ремесло. – Ламы – это часть нашего лагеря.

Вовсе нет, хотела возразить Жюль, но, конечно же, это было так. Когда девочки будут вспоминать это лето, они среди прочего непременно подумают и о ламах. Они навсегда сохранят прочную эмоциональную связь с этими животными, чьи равнодушные морды будут соответствовать месту и моменту, не похожим ни на что другое в жизни… Моменту, когда все происходит впервые, моменту, наполненному искусством, мальчиками, подругами, ламами. И даже крохотный вигвам вполне под стать этим девочкам. Жюль оставила их там утешать подругу, которую наутро отвезут в аэропорт Логан в Бостоне, откуда она улетит домой к ждущим ее встревоженным родителям. Свершилось летнее ЧП, но все-таки никто не умер.

На следующее утро Ноэль уехала. Деннис включил симфонию «Сюрприз», полилась музыка, но лагерь поднимался неспешно, утомленный бурными ночными приключениями и уже понимающий, даже во сне, что день предстоит жаркий. Пока что лето было мягким, но прогноз сулил череду очень жарких дней, и вот наступал первый из них. К полудню температура перевалила за тридцать градусов, так что пришлось сделать перерыв в занятиях и выделить дополнительное время на плавание. Пловцы из этих ребят были так себе – они просто бултыхались в воде, как угри.

Повар приготовил малиновый молочный щербет в длинных железных посудинах. Изможденные жарой дети кое-как доползли до столовой и ели без особого аппетита. В тот день в лесу, где на занятиях театральной студии репетировали «Сон в летнюю ночь», мальчик и девочка, игравшие Пака и Гермию, рассказали своему преподавателю, что видели мужчину, который мочился у дерева. Когда учитель нашел этого мужчину и приблизился к нему, тот сбежал. Деннис решил вместе с Жюль прочесать лес. Заниматься этим в такой влажный и жаркий день – удовольствие ниже среднего, да еще в качестве звукового сопровождения над целым лесом стоял комариный гул. Деннис и Жюль, измотанные за ночь, разделились и медленно бродили по окрестностям на солнцепеке.

Вскоре Жюль увидела туриста.

– Привет! – крикнула она, надеясь, что голос ее звучит непринужденно. Мужчина, прислонившись к дереву, пил пиво из бутылки. Молодой, двадцать с небольшим, выражение дикой тревоги на лице… Выглядел он неряшливо, и Жюль вдруг подумала, что надо быть осторожной. Денниса рядом нет, но он точно не слишком далеко.

– Туризмом занимаетесь? – спросила она, хотя никакого туристического снаряжения не было и в помине.

– Я здесь остановился, – нейтрально ответил молодой человек.

– Эта территория на самом деле принадлежит летнему лагерю, – сказала Жюль как можно беспечнее и бодрее. – Многие заходят сюда, не зная об этом. Я думаю, нам надо чуть лучше это обозначить.

– Намного лучше, – сказал он. – Я думал, здесь можно ходить, провести несколько дней и ночей.

Она поняла, что с ним что-то не так, и забеспокоилась. Вспомнилось, как некогда боялась одного пациента психиатрической больницы, где раньше работала. Это был перевозбужденный молодой человек, который во время разговора щелкал челюстями в воздухе.

– Ущерба никакого, – сказала Жюль теперь. – Просто это частная собственность. В нескольких милях к югу находится лагерь. Я думаю, что вам необходимо получить разрешение провести здесь ночь, но вы можете обратиться в туристическое бюро в городе, и там вас сориентируют.

Раздался трест веток и показался еще один мужчина, с виду невозмутимый. Он был намного старше, с седыми волосами и щетиной, высокий, сутулый и помятый. У него было будто вырезанное из дерева лицо курильщика. Похоже, он собирался что-то сказать, открыл рот, и Жюль заметила золотой передний зуб. Отец и сын? Но она отбросила эту мысль.

Она все еще не узнавала его на тот момент. Красота откололась от лица, как будто подвергнутого многочисленным жестоким процедурам. Он выглядел развалиной, словно совсем о себе не заботился. Она подумала: вот и странный момент. Но даже не поняла, почему эта мысль пришла в голову. А потом, заметив, как он смотрит на нее, скучающим, вялым, но заинтересованным взглядом, все-таки поняла, но едва ли могла поверить, пока он не заговорил.

– Хэндлер? – спросил он.

Она кивнула. Не двигаясь, она не отрывала глаз от Гудмена Вулфа, словно перед ней стоял заблудившийся зверь, который забрел в запретный для него лес. Они оба были заблудившимися животными в этом лесу. У них не было здесь дел, но они каким-то образом оказались здесь.

Младший поглядывал то на своего спутника, то на Жюль, и наконец спросил:

– Джон, ты ее знаешь?