Исключительные

Идя вслед за Эш по холлу, ведущему в гостиную, и направляясь в кухню, чтобы попить чего-нибудь после всех этих поцелуев, Джона услышал звук и повернулся. На полу за кушеткой, в алькове большой помпезной гостиной, сидели Жюль с Итаном. Что они тут делают? Ни секса, ни даже поцелуев. Играют в настольную игру «Трабл», которую выкопали из ящика под сиденьем у окна, где хранятся все сокровища игорных вечеров семейства Вулфов за многие годы: «Трабл», «Жизнь», «Монополия», «Скраббл», «Морской бой» и еще пара малоизвестных игр под названиями «Символограммы» и «Каплуи!», о которых никто за пределами семьи Вулфов, понятное дело, никогда не слышал.

Итан и Жюль углубились в игру, их ладони барабанили по пластиковому пузырю, издавая странно приятный «чпок», доставляющий такое же удовольствие, как поскрипывающая под ногами листва. Игра «Трабл» основана на идее о том, что людям нравится новизна этого звука. Людям хочется новизны. Секс – это тоже новизна. Если Кэти Киплинджер отсосала Гудмену Вулфу, то в конце его болт мог выпрыгнуть из ее рта с таким же «чпоком», как подталкиваемый купол в «Трабле». Джона провел такую параллель лишь сейчас, услышав этот звук и увидев Итана и Жюль, эту не-пару, сидящую и играющую в игру с тем удовольствием, какое испытывают двое людей, которым не надо делать ничего телесного и экстремального. Ему невольно пришли в голову слова к песне:

«Вот его болт промелькнул в пузыре,
Весело чпокнув, как в детской игре…»

Джона представил себе, как он сидит с Барри Клеймсом и пишет эти дурацкие строчки, увидел, как Барри внимательно слушает, пока крутятся колесики его кассеты. Образ вызывал тошноту, и он попробовал вернуться к мыслям об Эш. Задумался, дорос ли он уже до того, чтобы стать бойфрендом Эш Вулф, и если да, то что из этого следует. На миг показалось, что быть бойфрендом – все равно что быть герцогом или графом, как будто теперь ему надо следить за своей землей и разрезать ленточки. Эш взяла его за руку и провела мимо пары, играющей в настольную игру, потом в кухню, где они попили воды из-под нью-йоркского крана из стаканов для сока, а затем вновь через холл, мимо наверняка слишком далеко зашедшей парочки, Гудмена и Кэти, и наконец в комнату отдыха, заполненную камышами, торчащими из керамических урн, и низкими перинными кушетками.

– Давай полежим, – сказала Эш.

– Только что лежали, – ответил Джона.

– Знаю, но тут мы еще не лежали. Я хочу опробовать с тобой каждую кушетку и каждую кровать.

– В мире? – спросил он.

– Ну, со временем. Но начать можем с этой.

Он не мог ей сказать, что сейчас ему больше всего хочется заснуть рядом с ней. Никаких прикосновений, поцелуев, никакого возбуждения, никакого бледного мельтешения точек на широкой белой поверхности. Никаких ощущений, никакого осознания. Просто спать возле человека, с которым тебе хорошо. Быть может, это и есть любовь.

5

Из многих людей, которые приходили в квартиру на шестом этаже «Лабиринта» и проводили там день, два, а то и больше, большинство с таким удовольствием ощущали себя желанными гостями, что забывали задаться вопросом, а не должны ли они сейчас быть где-то еще. С годами многие начинали считать себя почетными членами семьи Вулфов, проникаясь мимолетной уверенностью, что получить разрешение оставаться здесь сколько угодно – это все равно что быть одним из них. Но сколько бы раз Жюль Хэндлер ни заходила в фойе, где ее с буйным восторгом встречал пес Нудж, и ни устремлялась затем по длинному коридору, увешанному фотографиями Вулфов, занимающихся разнообразными делами, она никогда не ощущала себя уместной, точно так же как не была своей в том вигваме в первый вечер. Но и незваным гостем себя уже не считала.