Исключительные

– А потом, на следующий день, можно сходить к психоаналитику, – продолжила Жюль, – улечься на кушетку и во всех подробностях рассказать, как проходило половое сношение. Наверняка он хочет узнать об этом потому, что сам никогда такого не испытывал.

– Мы с Джоной почти что сделали это, ты знаешь, – сказала вдруг Эш. – Этот акт. Она приподняла подбородок в сторону Джоны, который в этот момент стоял впереди на платформе рядом с Гудменом.

– Правда? Ты никогда не рассказывала, – Жюль потрясло то, что она об этом не знала; обычно она знала многое.

– В тот момент мне казалось, что нельзя об этом рассказывать, – ответила Эш. – Он достал презерватив «Троян», я его попросила, мне было любопытно – но он хотел, чтобы все сделала я, и, конечно, я не понимала, что делаю. Мы нуждались в руководстве, а его не было. Ни один из нас не был готов взять инициативу на себя.

Затем она добавила:

– Поэтому мы для вдохновения посмотрели порнофильм.

– Да ну? Какой же?

– «За зеленой дверью». Угадай, сколько реплик у Мэрилин Чэмберс в этом фильме.

– Двенадцать.

– Ни одной. Она вообще не разговаривает. Только занимается всеми видами секса, позволяет делать с собой разные вещи, вставлять всякие предметы. Такой мерзкий сексизм. Клянусь, посвящу свою жизнь феминизму. Мы с Джоной смотрели фильм вместе, и это был кошмар, но я не могла отделаться от одной мысли: хотя это всего лишь кино, чистое притворство, актерам платят за съемки, а в реальной жизни все они наверняка сидят на героине, но, похоже, они и впрямь увлеклись. Кажется, мы с Джоной думали об одном и том же: происходящее «за зеленой дверью» было гораздо ярче всего того, что когда-либо делали мы. Нам с Джоной действительно было хорошо, я не говорю, что не было. Но мы не совсем сливались друг с другом. Не как Кэти и Трой. Джону очень трудно считывать, он словно бы все время стоит за ширмой. Понимаешь? За ширмой, а не за зеленой дверью.

– Как жалко, Эш, – сказала Жюль. – Это как у меня с Итаном. Не судьба.

Вернувшись в «Лабиринт», Гудмен зашел в чуланчик в своей спальне, сунул руку в рабочий ботинок, вытащил фляжку с водкой «Smirnoff» и вскоре раскраснелся, стал слезлив и неприятен. Ближе к вечеру родители пришли с концерта в «Ботанических садах». На волосах у Бетси в последнее время появился легкий серебристый налет, ей было уже сорок пять.

– Музыка была потрясающей, – сказал Гил. – Сплошной Брамс. Заставило задуматься, до чего же талантливы некоторые люди. Настоящий талант – редкость. Вот у Эш он есть, и я жду не дождусь, как она этим даром распорядится.

– Не дождешься, папа, – возразила Эш.

– А я не беспокоюсь, девочка моя, – ответил отец. – Ты продвигаешься со своими пьесами и всеми этими делами. «В обе стороны» – это было чудесно. Когда-нибудь ты станешь очень знаменитой.

– В отличие от твоего мальчика, – пробормотал Гудмен. – Который никуда не продвигается.

Сердитым пьяным взглядом Гудмен взирал на них с одного из туго обтянутых обивкой диванчиков в середине комнаты, где всегда собиралась вся семья. Эш ушла в свою комнату, Гил отправился в холл. Бетси переместилась в кухню, готовить соус болоньезе, а Итан поспешил ей на помощь.

– Итан, – сказала Бетси, – будь моим су-шефом. Можешь нарезать лук, а тем временем расскажи, что нового происходит в этом твоем мультипликационном мире.

– «Ханна-Барбера», – добавила она.

– Простите?

– «Ханна-Барбера». Разве не так называется студия, где делают мультфильмы? Этим мои познания и ограничиваются, – пояснила она.

– А, понятно, – сказал он.

По пути в кухню Итан повернулся к Жюль и предложил:

– Присоединяйся к нам.

– Хорошо.

Когда Жюль, следуя за ним, проходила мимо Гудмена, все еще распростертого на кушетке, тот внезапно вскочил и схватил ее за руку. Вздрогнув, она опустила глаза, и он невнятно сказал ей:

– Знаешь что? Ты очень даже ничего, Хэндлер.

Он продолжал крепко держать ее за руку, поэтому она не двигалась. Итан уже громыхал в кухне вместе с Бетси; Жюль и Гудмен остались в комнате одни. До этого они были наедине только один раз – прошлым летом в столовой, в самый последний день лагеря, и прервали их ее мать и сестра. И вот выпал шанс восполнить этот перерыв.

Гудмен приблизил свое огромное, как глыба, лицо к ее лицу, повергнув Жюль в глубокую панику. Но это было не то паническое чувство отвращения, которое она впервые ощутила с Итаном в мультипликационной мастерской. Это было возбуждение; да, оно, настоящее, отчетливое, как жираф или фламинго. Несмотря на то, что Гудмен пьян, невзирая на то, что до сих пор он никогда не проявлял к ней никакого интереса, он ее возбуждал почти до дрожи. Она вспоминала, как на аэрофотоснимке ее ноги оказались на голове у Гудмена и как это предельно несексуальное соединение позволило на миг ощутить, что именно ей принадлежит никому не принадлежащий парень – по крайней мере тот, который никогда не может принадлежать ей. Она даже не могла попробовать представить себе это зрелище – Гудмен Вулф во всей красе за зеленой дверью.