Искра

Но оно уже должно было быть в порядке. Она окинула его обеспокоенным взглядом – только этим утром они совершили несколько пробных кругов вокруг дома, и он ни разу не пожаловался. «Всё ещё болит?»

«Только когда твой брат его жуёт».

Она опустила глаза и увидела, что Беон засунул кончик крыла Пиксита в рот.

– Выплюни, Беон, – потребовала Мина.

Он опешил – она очень редко повышала голос. Но Пиксит не мог постоять за себя, и этого нельзя было так оставлять.

– Но оно щекотное, мне нравится! – заспорил Беон.

Мама захлопнула книгу:

– Беон, ты слышал, что сказала сестра. Мы не едим наших друзей.

Огорчённый, Беон выплюнул кончик крыла Пиксита.

Эта сцена привлекла к ним внимание всех в комнате. Почувствовав на себе столько взглядов сразу, Мине захотелось убежать назад во двор и найти себе ещё какое-нибудь занятие.

– Я… – начала она. – Э-эм… вы знаете, что меня отстранили? Я хотела объяснить… – Она сглотнула. Все слова будто разом её покинули.

Папа оторвался от гроссбуха.

– Всё хорошо, Мина, – мягко сказала мама. – Никто на тебя не сердится. Скорее мы сердимся на себя, что отпустили тебя, хотя и прекрасно знали, что Митрис не для тебя.

Папа кивнул:

– Мы волновались… не потому, что не верили в тебя, а что тебе там может не понравиться. Мы волновались, что они не оценят тебя по достоинству. Милая, тебе необязательно возвращаться, если ты не хочешь.

Их доброта и полнейшее непонимание её самой и её желаний лишила Мину дара речи. Она ошеломлённо уставилась на родителей. Что значит «необязательно возвращаться»?

Гатон фыркнул:

– Не говори ерунды, пап. Она должна закончить обучение, стать грозовым стражем и тренироваться, пока в её «искрящем щенке» не кончится заряд.

– У каждого человека есть право выбора, – строго сказал папа.

– Да, но Мина хочет быть стражем, – пожал плечами Гатон. – Верно, Мина?

Она хотела поговорить совсем не об этом.

– Да, но…

Папа не сдавался:

– Если она там несчастна, ей необязательно там оставаться. Я никогда не буду заставлять своих детей заниматься тем, что делает их несчастными.

– Ты заставляешь меня чистить козье стойло, – пробормотал Гатон.

– Это не шутки, Гатон, – укорила мама. – Мина, ты несчастна? Ты хочешь остаться дома?

Мина откашлялась:

– Дело вовсе не…

– Я понимаю, что это не шутки! – вскочил Гатон, забыв о лежащих на коленях лентах, отчего те полетели на пол. – Знаете, сколько семей участвует в лотерее яиц? А сколько детей мечтают о своём собственном звере? Всего один из четырёх удостаивается шанса, остальные оказываются не у дел. И Мина хочет быть стражем!

Пиксит сердито заворчал и наклонился к ней. «Они тебя не слушают». По его чешуе заплясали искры. По спине Мины пробежал холодок, кожу защипало. А её родные продолжали спорить о ней, о том, чего, как им казалось, она хочет, не давая ей и слова сказать.

Она хочет быть стражем – Гатон прав. Она хочет сделать мир лучше. Хочет – всем сердцем! – поступать правильно.

Мина подняла руки и растопырила пальцы:

– Пожалуйста, хватит. Все вы, перестаньте!

И между её пальцами запрыгали искры.

Она изумлённо уставилась на крошечные электрические разряды, перескакивающие с больших пальцев на указательные, а потом на средние, безымянные и мизинцы. Мина сжала и разжала кулаки, любуюсь плясом маленьких белых молний на своих ладонях.

Все уставились на неё.

– У нас получилось, – сказала она Пикситу.

«У нас получилось!» – взревел он у неё в голове.

– Как мы это сделали?

«Попробуй ещё раз!»

Мина сконцентрировалась, и отдельные искры слились в центре её ладони в шар из шипящего света. «Я могу это делать! Я настоящий страж молнии!»

«Конечно настоящий. И всегда им была!»

«Это потому, что я наконец стала вести себя как остальные стражи молнии? Заявила о себе?»

Пиксит фыркнул: «Нет. Это потому, что ты наконец позволила себе быть самой собой. Какой я тебя знаю. Той, которой есть что сказать и которая ищет свой собственный путь достучаться до других. Не повышая голоса, но не уступая, пока её не выслушают».

Она бросилась к Пикситу и обхватила его руками. Он обвил её длинной шеей и обнял крыльями. Немного успокоившись, она повернулась к родным, улыбаясь так широко, что заныли щёки. Слова полились из неё безудержным потоком, спотыкаясь друг о друга: