– Хвалиться пред людьми, как добыл я этот перстень, непристойно, – говорит Иван Тихий, – а от вас, батюшка, не скрою. Вместе с товарищем были мы в этом самом сражении. Кинулся я вперед вместе со всеми. Вдруг вижу, бежит мне навстречу маленький мальчик, плачет, кричит: «Мама, мама!» И взяла меня жалость – подбежал я к нему, по голове погладил и говорю: не отставай от меня, мальчик! Поедут тут пушки, конница помчится – растопчут тебя, как козявку; а ты держись за меня покрепче: авось я тебя, дурачка, выведу невредимым. И понял меня мальчуган, уцепился ручонкой; я наступаю, а он ни на шаг от меня, и не плачет. Вдруг вижу, женщина по улице мечется, кричит: «Сын мой, сын мой!» – «Мама! – пищит мой кудрявый мальчишка, – моя мама!» Заслышала женщина родной голосишко – как птица метнулась чуть не на штык ко мне и за ружье ухватилась. «Бог с тобой, молодица! – говорю ей. – Возьми своего ребенка да уходи поправее, а то вас растопчут». Схватила она сына и – бух мне в ноги, рыдает, ловит меня за колени. А мне некогда стоять с ней, товарищи вперед наступают. «Пусти, – говорю, – мне вперед идти надо». Стоит она на коленях и торопливо снимает с руки своей перстень и ловит мою руку. Признаться, я на минутку поддался – она мне на палец перстенек свой надела, по-своему крестным знамением меня осенила и закричала мне вслед – что, не знаю, а только, должно быть, приветное слово, и бежать мне нужно было, и слушать хотелось… Так перстенек у меня и остался. Вот и всё тут: признаюсь пред вами, как пред Самим Богом.
И сказал на то священник Тихому Ивану:
– Христолюбивый воин! Христианское дело ты сделал. Перстень сей малоценен, но начертано на нем письменами не нашими великое у всех народов слово: «Бог тебя храни». И сохранит тебя Бог всюду так, как сохранил ты неповинную душу младенца.
Простился священник с обоими Иванами, и они пошли домой, оба думая одно и то же: «Всякий на моем месте сделал бы так же».
И стали жить домами оба Ивана. Тихий Иван занялся полевым хозяйством, а Гордый Иван – торговлей. Засеет Тихий Иван свою ниву, и, как бархат, зеленеют по ней всходы, и что утро, то подернет их, как серебром, медвяной росой. Накупил Гордый Иван разного товару: кос, ножей, гвоздей; не успеет привезти в свою лавку – как кровью, подернет ржа всё железо, хоть брось все товары. Однако живут оба Ивана ровно: Тихий – не богатеет, потому что семья бедна; Гордый – не беднеет, потому что семья богата. Только радости в жизни у них не равны. У Тихого Ивана всякий день тишина; и всякий праздник, благодарение Богу, добрые люди не забывают его дом. У Гордого Ивана каждый день попреки и свары – то с женой, то с тестем, – и всякий праздник гулящие гости. И стала ему жизнь не в жизнь, а жена и родня в наказание. Не рад Гордый Иван и богатству и клянет он свою жизнь и свою неудачу.
А Тихий Иван в своей семье жил безбедно и любовно многие годы. И когда пришла к нему старость, у него уж было семеро ребят; правда, они были небогаты, но большой нужды не знали: Бог дает детей, дает и на детей. Взглянет Тихий Иван на жену-старушку, на детей послушных и промолвит: «Несть числа милости Божией к нам, грешным».
О кротком обращении со слугами
Из Четьих Миней
Узнав о каком-либо христианине, что он жестоко поступает со слугами своими, святой Иоанн Милостивый, патриарх Александрийский, призывал такого к себе и с кротостью умолял его быть человеколюбивым.