Искра (ЛП)

Лэйни вскинула голову.

— Ты… ты понимаешь знаки?

— Конечно, я понимаю знаки. Что ты имеешь ввиду?

— Но ты никогда не говорил знаками.

— Потому что я думал, что у Саймона и так достаточно сложных проблем в жизни, кроме того, чтобы быть полностью зависимым от языка жестов. Особенно, — он сделал акцент и посмотрел внимательно на Саймона, — когда ты можешь разговаривать практически идеально.

Теперь уже Саймон выглядел ошарашенным.

— Я никуда не собираюсь, — сказал их отец, его голос стал чуть мягче. — Я весь во внимании. Расскажите мне, что я пропустил.

***

Они оставили Габриэля в комнате для допроса.

На самом деле он испытал облегчение, поскольку он успел мельком заглянуть в камеру, пока у него снимали отпечатки пальцев и делали фотографии. Пятнадцать парней, кто-то стоял, кто-то сидел. Большинство из них были в два раза больше него. Один парень привалился к дальней стене и наблевал на себя в какой-то момент. Судя по пятнам на одежде, не один раз.

Он был единственным, кто не смотрел на Габриэля, когда он проходил мимо.

Все остальные рассматривали его. Особенно бледный парень лет двадцати, с татуировками по плечам, пялился на него с жутким задумчивым видом.

Габриэль старался не смотреть никому в глаза.

Если бы только Майкл был здесь. Он даже не знал, в курсе ли его брат, что произошло.

И ему еще раньше казалось, что он одинок.

Хотя это сдерживало. У него был приступ паники в школе, из-за которого взорвались лампочки в офисе у наставника. Внезапно он оказался на полу, и чье-то колено уперлось ему в спину.

Они удерживали его так, пока Викерс не начала бубнить насчет проблем с электричеством в последнее время.

И они обыскали его.

Полицейские нашли зажигалку у него в кармане и еще одну, закопанную среди книжек в его рюкзаке. Рассказала ли Лэйни им о том, что произошло на ферме?

Это напомнило ему о том, как она смотрела на него в классе этим утром, едва дыша и глядя на него широко распахнутыми глазищами, и она едва ли могла говорить. И эта записка от руки на клочке бумаги, когда он спросил ее, боится ли она его.

Чуть-чуть.

Как будто он мог ее обвинять.

Прямо сейчас он мог себе представить.

Комната для допросов была точно такой, какой ее показывают по телевизору, едва ли 4 квадратных метра, на которых стоял стол и четыре стула, белые стены, металлическая дверь с махоньким окошком. Он мог сесть, но они оставили его в наручниках. И они оставили его в одиночестве, уверив, что кто-то подойдет через минуту, чтобы поговорить с ним.

Это была очень длинная минутка.

Его желудок отчаянно напоминал ему о том, что прошло уже много времени с тех пор, как он ел, хотя, реально, Габриэль не имел ни малейшего представления, сколько на самом деле прошло времени. От долгого сидения в наручниках у него начали ныть плечи, но он не хотел жаловаться, потому что сидеть здесь было в десять раз лучше, чем сидеть в камере.

Хотелось бы ему знать, как долго они собираются держать его здесь.

Была же какая-то тема насчет семидесяти двух часов. Или это только в передачах про копов?

Так что он сидел. Ждал. Достаточно долго, чтобы тревога начала шевелиться внутри, словно живое существо, поедая его изнутри.

Может быть, в этом все дело. Пассивно-агрессивная манера поведения, стандартная модель поведения плохой-хороший полицейский. Может, они вообще не могут позвать полицейского.

Ему еще не было восемнадцати. Что может быть хуже, чем то, что произошло? Колония для несовершеннолетних?

Он продолжал думать о разговоре с Майклом в машине, о том, как проблемы с законом могут привести к проблемам с опекой.

Лампы на потолке загудели, сверкая электричеством. Габриэль сделал глубокий вдох. Электричество успокоилось.

И в этот момент кто-то вошел в дверь. Ни предупреждения, ни стука. Просто ручка двери повернулась, и в комнату медленно вошел мужчина с металлической кружкой и какими-то бумагами. Это был какой-то новый человек, ему было хорошо за сорок, хотя седина только начала пробиваться на висках в его светлой шевелюре. На нем не было формы, он был в джинсах и свитере, хотя значок болтался у него на поясе. В прищуренном взгляде его голубых глаз ничего не читалось.

Было какое-то ощущение власти в этом человеке, Габриэль отметил это по его манере держаться.

— Габриэль Меррик? — Он не ожидал ответа, просто сел за стол напротив и бросил несколько папок и блокнот перед собой. — Я Джек Фолкнер, окружной маршал пожарной охраны.

Фолкнер. Отец Ханны.

Габриэль не знал, что ему сказать.

Маршал Фолкнер откинулся назад на своем стуле и сделал глоток кофе.

— Долго пришлось ждать?

То, как он произнес это, подразумевало, что он точно знает, как долго пришлось ждать Габриэлю.

Может быть, поэтому его оставили в наручниках. Чтобы, когда кто-то вел себя как мудак, он не смог двинуть этому парню по морде.

— Мой брат придет? — спросил он. Во рту пересохло, и его голос был грубым.

— Твой брат?

— Вы же не можете меня допрашивать без официального представителя или кого-то такого, правильно?

Маршал Фолкнер наклонился вперед и приподнял обложку папки из плотной бумаги.

— Тебе семнадцать?

— Да.