Искра (СИ)

Можно было бы раскваситься, закрыться дома, заказать еды на неделю и убежать в виртуал. Но из лабиринта мыслей оставался лишь один путь. Работа.

* * *

Гиад смотрел на огромный белый лист бумаги и красный иероглиф, выведенный на нём. До последних событий — это была самая странная вещь, которую сделал Антон, за всё время их знакомства.

Два года назад он вернулся из затянувшегося отпуска в Японии, ещё более замкнутым, чем обычно. Он положил холст прямо посреди лаборатории и часами старательно выводил загадочный символ толстой кистью. У него не получалось, он выбрасывал испорченную бумагу и начинал заново. На это ушла неделя, и получившееся «произведение искусства» заняло место на одной из стен, и со временем стало невидимой частью их рабочего пространства в лаборатории. Элементом интерьера.

Но не для Антона. Гиад теперь вспоминал, что его коллега иногда застывал напротив стены и подолгу всматривался в картину. На вопросы он отвечал туманно и с неохотой. «Ками», символ родом из синтоизма. Некая «частица бога», «божественная искра» существующая в каждом предмете или существе во Вселенной.

В поисках вдохновения, Антон посещал храмы в Японии, изучал культуру и общался с людьми. Он упоминал как-то, что Япония очень повлияла на него, и что там он пережил нечто, что не мог описать словами.

Всего лишь лист бумаги, исписанный чернилами. И странная идея. Искать непознаваемое в познанном. В организме и сознании человека нет никакой «души», лишь код, который они уже практически раскрыли. Нет никаких секретов. Только бы уложить всё это в общую картину, в скромном биокомпьютере, разработанном для нас природой…

Антон упоминал Айду всего лишь раз. Гиад спросил его, кто на фотографии на одном из рабочих столов. Антон ответил сухо — сестра. Антон тогда уже закончил учиться и работал на «Синотек». Его родители пережили удар, были слишком далеко от города. Айда была со своей учительницей, на соревновании по гимнастике в центре. ПВО в том районе не удалось сбить фрагмент разделяющейся боеголовки. Погибли всё в радиусе километра. Это событие в СМИ практически не освещали, он узнал всё после звонка родителей.

Несмотря на информационную блокаду в Париже, настроение чувствовались и Гиаду хорошо запомнились эти страшные месяцы. Хорошо, что США не рискнуло применять действительно мощное оружие у границ Европы. Гиад ходил на работу, каждый день звонил родителям и пытался не податься общей панике.

Антон никогда не говорил с ним на эту тему. Не упоминал Арктический Кризис, Россию или Америку, их отношения, Новую Холодную и Третью мировую, словно бы этих пятнадцати лет противостояния и не было. Как теперь вспоминалось, он резко выходил из аудиторий или кафетерия, как только кто-то начинал вести дискуссию на эту тему.

Страшно вот так вот потерять близкого человека. Не иметь возможность видеть его и говорить с ним. Оставить уравнение без решения.

Родители Гиада ушли добровольно. Не было никакой трагедии, все дела улажены, целый год праздника, тёплое прощание. Тоже повлияло? Всё равно, химия его мозга должна была быть в порядке — он не питался уличной едой и получал все нужные элементы и добавки для стабильной психики. Такое состояние не могло появиться спонтанно, оно долго развивалось.

Его первые заметки отдавали энтузиазмом, неумолимой тягой к работе, были простыми и понятными. Но чем дальше смотрел Гиад, тем становилось мрачнее. Его работа и жизнь были одним целым, накладывались друг на друга. Гиад пытался пропустить через себя бесконечный поток его записей. И понять.

Всё началось с их первого тупика, пять лет назад. Их дебютную машину можно было применять только для разгона демонстраций. Как они шутили тогда. Настолько она была жуткой и нелепой. Проблемы с логикой, опасная нестабильность, игнорирование директив, неестественные позы и мимика, ошибки в разговорах.

В один из дней, машина неожиданно провалила и базовый тёст — не смогла отличить живого человека от голограммы. Тогда они бросили работу над проектом на три месяца и думали, что ничего не выйдет. И тогда же в записях начали проявляться странности и фразы про Айду. Простой и понятный язык дневников менялся, становился тяжелее, объёмнее, наполнялся философскими размышлениями, воспоминаниями и криповатыми зарисовками. Но Гиад не замечал изменений, тогда он и сам был в депрессии.

В одно хмурое и холодное утро они снова собрались. Выбросили весь доступный код, взятый от других машин, результаты глубинного обучения за три годы и начали всё заново, с нуля. Параллельно с «Шелобом-2» Антон начал собирать «Айду».

Может быть, прежде чем сделать андроида, он хотел сначала сотворить нечто похожее на живого человека, которого он знал. Чтоб получилось хорошо. Или таким образом решить внутренний конфликт, отпустить ситуацию, которая мешала работать. Но всё зашло совсем не в ту сторону.

— «Айзек», получи доступ и активируй машину, которая находится на столе.