Искра жизни

— Пошел! Пошел! — подгоняли отставших эсэсовцы из конвоя.

Те пытались двигаться ползком.

— Черепашьи бега! — ликовал Штайнбреннер. — Ставлю на лысого в середине!

Лысый, который полз, широко расставив руки и колени, был похож на выбившуюся из сил лягушку, распластавшуюся на мокром асфальте. Он быстро догнал ползущего перед ним заключенного; у того то и дело бессильно подламывались руки, но он упорно стремился дальше, оставаясь почти на месте. Все они ползли, как-то нелепо вытянув головы — словно устремив их к спасительным воротам и в то же время напряженно прислушиваясь к тому, что происходит сзади, каждую секунду ожидая выстрела в затылок.

— Давай-давай, лысый! Жми!

Эсэсовцы встали вдоль дороги с двух сторон, образовав живой коридор. Сзади неожиданно прогремело два выстрела. Шарфюрер из отряда конвоиров с ухмылкой сунул револьвер обратно в кобуру. Он стрелял вверх.

Заключенные, услышав выстрелы, обезумели от страха. Они решили, что кого-то из последних уже пристрелили. От волнения они совсем забуксовали. Один из них вытянул руки вперед и замер на месте. Губы его дрожали, на лбу выступили крупные капли пота. Другой покорно лег на землю и уронил голову на руку. Он больше не шевелился.

— Еще одна минута! — кричал Штайнбреннер. — Шестьдесят секунд! Через минуту двери в рай закрываются. Кто не успеет, останется здесь.

Он посмотрел на часы и взялся за половинку ворот, сделав вид, будто и в самом деле собирается их закрыть. В ответ грянул жалобный хор человекоподобных насекомых. Шарфюрер из конвоиров снова выстрелил в воздух. Насекомые еще отчаяннее засучили ножками. Только заключенный, который лежал ничком, уронив голову на руки, больше не шевелился. Он уже закончил свой путь.

— Ура! — торжествовал Штайнбреннер. — Мой лысый успел!

Он дал своему фавориту ободряющий пинок в зад. Одновременно с ним ворот достигло еще несколько человек, но большинство отставших все еще были далеко от цели.

— Еще тридцать секунд! — объявил Штайнбреннер голосом спортивного радиокомментатора.

Ползущие еще торопливее заскребли асфальт, еще громче зашуршали и заскулили. Двое из них, лежа на животе, изо всех сил работали руками и ногами, не двигаясь с места, словно пловцы, борющиеся с сильным течением. Кто-то плакал фальцетом.

— Пищит, как мышь, — заметил Штайнбреннер, не отрывая глаз от секундной стрелки. — Еще пятнадцать секунд!

Раздался новый выстрел. На этот раз стреляли не в воздух. Заключенный, неподвижно лежавший ничком, вздрогнул, вытянулся и, казалось, еще сильнее прижался к земле. Вокруг головы его расплылась, словно нимб, черная лужа. Молившийся рядом с ним заключенный попытался вскочить на ноги. Ему удалось встать на одно колено, но он тут же потерял равновесие, упал набок и перевалился на спину. Судорожно зажмурив глаза, он продолжал шевелить руками и ногами, словно не замечал, что месит воздух, как младенец в люльке. Это зрелище вызвало взрыв хохота.

— Как ты его собираешь сделать, Роберт? — спросил один из эсэсовцев шарфюрера, который только что застрелил первого. — Сзади через грудь или сбоку через нос?

Роберт не спеша обошел вокруг барахтавшейся жертвы. Задумчиво посмотрел на нее несколько секунд, остановившись сзади, и выстрелил сбоку в голову. Тело, лежащее перед ним, вздрогнуло, выгнулось и обмякло, несколько раз тяжело ударив башмаками по асфальту. Одна нога слегка согнулась в колене, медленно выпрямилась, еще раз согнулась и выпрямилась...

— Этот у тебя не получился, Роберт.

— Получился, — равнодушно возразил Роберт, даже не взглянув на своего критика. — Это просто мышца сокращается. Нерв.

— Все! — объявил Штайнбреннер. — Ваше время истекло! Ворота закрываются!

Часовые и в самом деле начали медленно закрывать ворота. Раздался вопль ужаса.

— Ну, ну, ну! Не все сразу, господа! — покрикивал Штайнбреннер с сияющими глазами. — Прошу вас, соблюдайте порядок, не толкайтесь! А еще говорят, что нас здесь не любят!

Трое так и не добрались до ворот. Они лежали на дороге в нескольких метрах друг от друга. Двоих Роберт спокойно прикончил выстрелами в затылок. С третьим пришлось повозиться. Он не спускал с Роберта глаз, и как только тот заходил сзади, он поворачивался и смотрел на него снизу вверх, стараясь хоть на несколько секунд отсрочить выстрел. Дважды Роберт терпеливо менял позицию, и каждый раз он в отчаянном рывке успевал повернуться настолько, чтобы видеть его.

— Как хочешь, — пожав плечами, сказал наконец Роберт и выстрелил ему в лицо.

— Это будет сорок, — прибавил он, пряча пистолет в кобуру.

— Сорок, которых ты уложил? — поинтересовался Штайнбреннер.

Роберт кивнул:

— В этот раз.

— Черт возьми, да ты, оказывается, парень не промах! — воскликнул Штайнбреннер, с восхищением и завистью глядя на него, словно он только что установил спортивный рекорд. Роберт был всего на два-три года старше его. — Вот это я понимаю!..

К ним подошел эсэсовец постарше, обершарфюрер.