Искра жизни

— В бараке. Сами нашли себе места. И в темноте их уже оттуда не выкуришь. Придется, наверное, сегодня оставить все как есть.

Бергер взглянул на небо.

— Может, сегодня будет не так холодно. Сядем у стены, вплотную друг к другу. У нас есть три одеяла.

— Завтра все должно быть по-другому, — заявил 509-й. — В нашей секции не принято действовать нахрапом.

Они сидели у стены, тесно прижавшись друг к другу. Снаружи сегодня оказались почти все ветераны, даже Агасфер, Карел и «овчарка». Здесь же были Зульцбахер с Розеном и еще около десяти новеньких.

— Мне очень жаль, что так получилось, — сказал в ответ Зульцбахер.

— Ерунда. Ты за других не в ответе.

— Я могу подежурить внутри, — предложил Карел. — Сегодня ночью умрет шесть наших. Они лежат справа от двери. Когда они умрут, мы можем их вынести и по очереди спать на их местах.

— Как ты узнаешь в темноте, умерли они или нет?

— Очень просто. Если наклониться к лицу совсем близко, сразу услышишь — дышит или нет.

— Пока мы их вытаскиваем, их места уже сто раз займут, — возразил 509-й.

— Так я же и говорю! — увлеченно подхватил Карел. — Как только кто-нибудь умрет, я приду и скажу вам, и кто-нибудь из вас сразу же ляжет на его место, а его мы вынесем!

— Хорошо, Карел, — согласился Бергер, — подежурь.

Становилось все прохладнее. Из барака то и дело доносились какие-нибудь звуки: заключенные стонали, бормотали, испуганно вскрикивали во сне.

— Боже мой, — произнес Зульцбахер, обращаясь к 509-му, — какое счастье! Мы ведь думали, что это лагерь смерти. Хоть бы они не отправили нас дальше!..

509-й не отвечал. «Счастье... — повторил он мысленно. — А ведь действительно...»

— Расскажи, как вас гнали, — попросил через некоторое время Агасфер.

— Они расстреляли всех, кто не мог идти. Нас было три тысячи...

— Это мы знаем. Ты уже говорил это не раз.

— Да... — вяло подтвердил Зульцбахер.

— Что вы видели по дороге? — спросил 509-й. — Что делается в стране?

Зульцбахер задумался.

— Позавчера нам повезло — вечером было вдоволь воды, — произнес он, наконец. — Люди иногда давали нам что-нибудь. Иногда нет. Нас было слишком много.

— Один парень ночью принес нам четыре бутылки пива, — вставил Розен.

— Да я не это имею в виду! — нетерпеливо перебил их 509-й. — Как выглядят города? Разрушены?

— Мы шли не через города. Мы их всегда обходили.

— Ну хоть что-нибудь вы видели?..

Зульцбахер посмотрел на 509-го.

— Что можно увидеть, если ты еле ноги передвигаешь, а сзади стреляют?.. Поездов мы не видели.

— А почему ваш лагерь закрыли?

— Фронт был уже близко.

— Да?.. А еще что вы знаете о фронте? Ну говори же! Говори! Где находится Ломе? Сколько километров от Рейна? Далеко?

У Зульцбахера слипались глаза, он отчаянно боролся со сном.

— Да... Порядочно... Километров пятьдесят... а может, семьдесят... Завтра... поговорим... Спать... хочу... — Голова его упала на грудь.

— Примерно семьдесят километров, — сказал Агасфер. — Я там был.

— Семьдесят? А отсюда? — 509-й принялся вычислять расстояние между их лагерем и Ломе. — Двести — двести пятьдесят...

Агасфер покачал головой.

— 509-й, ты все время думаешь о километрах... А ты хоть раз подумал о том, что они могут сделать с нами то же самое — лагерь закрыть, всех построить и по этапу... Только куда? А что будет с нами?.. Мы же не можем идти.

— Тем, кто не может идти — пуля в затылок!.. — встрепенувшись, выпалил Розен и в то же мгновенье опять заснул.

Все молчали. Так далеко в будущее они еще не заглядывали. Теперь оно само вдруг повисло над ними, словно жуткая, грозовая туча. 509-й неотрывно смотрел, как громоздятся друг на друга серебряные облака в темном небе. Потом перевел взгляд на тускло поблескивающую дорогу в долине. «Не надо было отдавать им баланду... — мелькнуло у него в мозгу. — Мы должны копить силы для марша, если погонят по этапу. Хотя — от одной миски баланды не разжиреешь; этих «калорий» хватило бы на каких-нибудь пять минут ходьбы. А их гнали пять дней подряд...»

— Может, они не будут расстреливать тех, кто останется?.. — произнес он вслух.

— Конечно, нет, — лениво съязвил Агасфер. — Они выдадут им новую одежду, накормят их на прощанье мясом и помашут ручкой...

509-й посмотрел на него. Лицо старика оставалось невозмутимым. Его уже трудно было чем-нибудь испугать.

— Лебенталь идет, — сказал Бергер.

— Лео, ну что там слышно, в Большом лагере? — спросил 509-й Лебенталя, когда тот подсел к ним.

— Они хотят сбыть с рук как можно больше новеньких. Левинский узнал об этом от рыжего писаря. Как они их собираются «сбывать с рук», пока неизвестно. Ясно только, что они постараются это сделать как можно быстрее. Чтобы легче было списать трупы: «последствия длительного марша при переброске в другой лагерь» — и дело с концом.

Кто-то из вновь прибывших закричал во сне, всплеснув руками, и тут же вновь захрапел с широко открытым ртом.

— Так значит, в расход пойдут только новенькие, или?..

— Левинский и сам не знает. Но он велел передать, чтобы мы были осторожны.

— Да, нам надо быть осторожными. — 509-й помолчал немного. — Это значит, что мы должны держать язык за зубами. Он ведь это имеет в виду, а?