Искра жизни [перевод Р.Эйвадиса]

Так и не дождавшись его, Лебенталь отправился в умывальник, располагавшийся напротив, в соседнем бараке. Барак этот примыкал своим единственным крылом к уборной. Умывальник представлял собой несколько длинных цементных желобов, над которыми протянулись железные трубы со множеством маленьких отверстий. Эти цементные корыта облепили со всех сторон, словно мухи, десятки заключенных. Большинство — чтобы напиться или набрать воды и жестяную консервную банку и отнести в барак. Чтобы вымыться, воды было слишком мало. А тот, кто, раздевшись, все же пытался это сделать, рисковал остаться без одежды.

Умывальник тоже был частью черного рынка, но уже для более приличной публики. В уборной можно было разжиться в лучшем случае коркой хлеба, какими-нибудь отходами или парой окурков. В умывальнике же собирались в основном маленькие капиталисты из рабочего лагеря.

Лебенталь постепенно протиснулся вглубь помещения.

— Что у тебя? — тут же обратился к нему незнакомый тип.

Лебенталь коротко взглянул н него. Это был какой-то одноглазый оборванец.

— Ничего.

— У меня морковка.

— Не требуется.

В умывальнике Лебенталь моментально преобразился. Здесь он казался гораздо решительнее, чем в бараке.

— Осел!

— Сам придурок.

Лебенталь уже знал кое-кого из торговцев. Он бы, пожалуй, поторговался с одноглазым, если бы ему не нужно было искать Бетке. После этого ему предлагали еще кислую капусту, кость и несколько картофелин — все по баснословной цене. В самом дальнем углу он заметил молодого паренька с женскими чертами лица, который, казалось, забрел сюда случайно. Он что-то жадно ел из консервной банки; Лебенталь даже на расстоянии мог видеть, что это отнюдь не баланда. Тем более что тот усиленно жевал. Рядом с ним стоял хорошо упитанный заключенный лет сорока, который тоже явно не вписывался в интерьер умывальника. Он без сомнения принадлежал к лагерной аристократии. Его лысая жирная голова лоснилась. Рука его медленно ползла вниз по спине паренька. Волосы юноши не были острижены. Они были тщательно расчесаны на пробор. И сам он был весь опрятен и чист.

Лебенталь отвернулся. Потеряв надежду разыскать Бетке, он хотел было уже вернуться к одноглазому с морковкой, как вдруг увидел того, кого искал. Бетке решительно пробирался в тот угол, где стоял смазливый паренек, бесцеремонно расталкивая торговцев и покупателей. Лебенталь преградил ему путь. Бетке оттолкнул его в сторону и остановился перед юношей.

— Так вот ты где, оказывается, шляешься, Людвиг! Блядское твое отродье! Наконец-то я тебя застукал!

Людвиг ничего ему не ответил. Испуганно уставившись на него, он давился пищей, торопясь поскорее проглотить то, что было во рту.

— С этим паскудой! С этим лысым кухонным кобелем! — ядовито прибавил Битке.

Кухонный кобель не обращал никакого внимания на Бетке.

— Ешь, мой мальчик, — произнес он лениво. — Я дам тебе еще, если ты не наешься.

Бетке, побагровев, ударил кулаком по банке. Содержимое ее выплеснулось Людвигу в лицо. Кусок картошки упал на пол. Два скелета бросились к нему и сцепились друг с другом. Бетке пинками отогнал их прочь.

— Ты что — мало получал жратвы от меня? — вновь повернулся он к Людвигу.

Людвиг, съежившись, обеими руками прижимая банку к груди, испуганно смотрел то на Бетке, то на Лысого.

— Похоже, что мало, — бросил «кухонный кобель» в сторону Бетке. — Ешь, не обращай внимания, — сказал он юноше. — Не хватит, — я принесу еще. Я не такой. И бить я тебя никогда не буду.

Бетке готов был броситься на Лысого с кулаками. Но он не решался. Он не знал, какими тот располагал связями. Такие вещи в лагере были чрезвычайно важны. Если Лысый окажется любимчиком кухонного капо, то эта драка может иметь для него, Бетке, печальные последствия. У кухонного начальства мощные связи. Говорили даже, что оно проворачивает свои темные дела вместе со старостой лагеря и несколькими эсэсовцами. А его собственный капо, наоборот, не доверял ему. Бетке понимал, что тот не станет рвать за него глотку. Потому что он вовремя не позаботился о том, чтобы подмазать его. Весь лагерь был опутан сетями интриг. Если он сейчас не проявит благоразумие, он может запросто лишиться своего места и снова превратиться в простого заключенного. Прощай тогда возможность бывать в городе, а значит — и тот скромный доход, который ему обеспечивали поездки на вокзал и в депо.

— Что это все значит? — спросил он Лысого уже спокойнее.

— А тебе какое дело?

Бетке судорожно глотнул.

— Мне до этого есть дело. — Он повернулся к Людвигу. — Кто тебе раздобыл этот костюм?

Пока Бетке говорил с Лысым, Людвиг поспешно прикончил содержимое банки и, бросив ее на пол, неожиданно быстро шмыгнул между ними и стал пробиваться к выходу. Два скелета уже дрались за право выскоблить и вылизать банку.

— Приходи еще! — крикнул Лысый Людвигу вдогонку. — У меня этого добра хватает!