Искра жизни

Гольдштейн попробовал встать, поднялся на колени, выпрямился и застонал, изо рта выступила пена, и он повалился снова.

Штейнбреннер видел серое лицо и закатившиеся глаза и еще раз ткнул Гольдштейна ногой; прикинул, а не поднести ли под нос горящую спичку, чтобы привести его в чувство. Но потом вспомнил, что недавно залепил пощечину мертвецу, из-за чего над ним смеялись его товарищи. Еще раз такое не должно повториться. Поэтому, что-то пробурчав, он вернулся на свое место.

— Что? — спросил второй начальник лагеря старшего коммандос скучным голосом. — Значит, эти не с военного завода?

— Нет. Эти из коммандос по расчистке развалин.

— А где же остальные?

— Как раз поднимаются в гору, — сказал обершарфюрер СС, возглавлявший коммандос.

— Ну ладно. Этих дураков обыскивать не надо. А ну, разойдись!

— Первая группа, назад, шагом марш! — скомандовал обершарфюрер. — Коммандос, смирно! Налево, шагом марш!

Гольдштейн поднялся с земли. Он шатался, но ему удалось остаться в группе.

— Выбросил? — спросил Вернер почти беззвучно, увидев рядом с собой голову Гольдштейна.

— Нет.

— На самом деле?

Они встали в строй. Эсэсовцев они больше не интересовали. Сзади стояла колонна с военного завода. Ее проверили с особой тщательностью.

— У кого вещи? — спросил Вернер. — У Ремме?

— У меня.

Они подошли маршем к месту переклички и построились.

— А если бы ты больше не смог подняться на ноги? — спросил Левинский. — Как ты незаметно все передал бы нам?

— Я все равно поднялся бы.

— Это как?

Гольдштейн улыбнулся.

— Когда-то хотел стать артистом.

— Ты все это разыграл?

— Не все. Только самую последнюю часть.

— Пену у рта тоже?

— Это школьные трюки.

— Тем не менее это надо было передать дальше. Почему? Почему ты оставил?

— Я объяснил раньше.

— Внимание, — прошептал Вернер. — Эсэсовец! Они вытянулись по стойке «смирно».

XI

Новый транспорт прибыл после обеда. Примерно полторы тысячи людей с трудом тащились в гору. Среди них было меньше инвалидов, чем ожидалось: кто во время долгого пути падал, пристреливали на месте.

Регистрация вновь прибывших отнимала много времени. Сопровождавшие транспорты эсэсовцы пытались обманом зарегистрировать несколько десятков покойников, которых забыли списать. Однако лагерная бюрократия была начеку. Она требовала предъявить каждое тело, живое или мертвое, принимая только тех, кто живым проходил в ворота. При этом случилось происшествие, доставившее эсэсовцам массу удовольствия. Пока транспорт стоял перед воротами, целая группа людей окончательно выбилась из сил. Товарищи попытались было тащить их на себе, но эсэсовцы скомандовали: «Бегом марш!» В результате часть инвалидов оказалась брошенной на произвол судьбы. Примерно два десятка людей остались лежать, рассеянные на последних двухстах метрах дороги. Они кряхтели, пыхтели, щебетали, как раненые птицы, или просто лежали с вытаращенными от страха глазами, слишком слабые, чтобы кричать. Они знали, что их ожидает, если не подняться. Они слышали, как во время марша сотни товарищей умирали от выстрела в затылок.

Эсэсовцы быстро восприняли «комизм» этой ситуации.

— Ты только посмотри, как они молят, чтобы попасть в концлагерь, — воскликнул тогда Штейнбреннер.

— Давай! Давай! — покрикивали эсэсовцы, пригнавшие транспорт.

Узники пробовали ползти.

— Черепашьи бега! — ликовал Штейнбреннер. — Ставлю вон на того лысого в центре.

Лысый полз на широко расставленных руках и коленях, как обессилевшая лягушка на блестящем асфальте. Миновав узника, у которого то и дело подкашивались руки, он снова мучительно выпрямлялся, но никак не мог сдвинуться с места. У всех ползущих людей голова каким-то странным образом была вытянута вперед навстречу спасительным воротам. И одновременно они напряженно прислушивались в ожидании выстрелов за спиной.

— А ну, вперед, лысый! Эсэсовцы выстроились цепью. Вдруг сзади прогремели два выстрела. Стрелял шарфюрер СС из конвоя. С ухмылкой он вложил револьвер в кобуру. Он стрелял в воздух. Но эти выстрелы страшно перепугали заключенных. От возбуждения они теперь передвигались еще хуже, чем прежде. Один остался лежать на земле, раскинув руки и сжав ладони. Его губы дрожали, на лбу блестели крупные капли пота. Второй беззвучно и покорно лег на землю, прикрыв лицо руками, не подавал признаков жизни.

— Еще шестьдесят секунд! — прокричал Штейнбреннер. — Минута! Через одну минуту закроются ворота в рай. Кто не успеет, останется снаружи.

Он посмотрел на свои ручные часы и дотронулся до ворот, словно желая их закрыть. В ответ раздался стон человеческих «насекомых». Шарфюрер СС из конвоя выстрелил еще раз. Люди закопошились с еще большим отчаянием. Не шелохнулся только тот, кто прикрыл лицо руками. Он испустил дух.

— Ур-р-а! — крикнул Штейнбреннер. — Мой лысый пришел к финишу!

Чтобы ободрить человека, Штейнбреннер пнул его под зад. Через ворота проползли еще несколько человек, но больше половины пока оставалось снаружи.

— Еще тридцать секунд! — прокричал Штейнбреннер тоном радиодиктора, объявляющего точное время.