Мне нужен был крепкий сухой прутик, толщиной в палец и длинной в руку. Пришлось облазать все окрестности, набрать целый веник кандидатов и так и не выбрать тот, чтобы полностью подходил. Сухие веточки были слишком хрупкими, а срезанные с живых деревьев — излишне сырыми, их при подсыхании могло выгнуть дугой. Позориться второй раз, пусть этого никто и не увидит, совсем не хотелось.
Солнце клонилось к закату. Я, злой и усталый, вернулся в лагерь с горстью никчемных заготовок. Торопливо их ошкурил, туго связал ремешком в один пучок и бросил в шалаш. В животе бурчало от голода, настроение было отвратительным, да еще козлячий молодняк, словно в насмешку, затеял игры за бугром у родника.
Наконец что-то спугнуло парнокопытное стадо. Орда рогатых, лавиной снося подлесок, унеслась к спасительной крути. И сразу даже как-то от сердца отлегло. Так им, демоновым отродьям. Нечего тут…
Мурлыкая себе под нос какую-то простенькую песенку, приготовил нехитрый ужин, выпил остатки воды из принесенных с собой фляг и уселся на камень у самого костра. Пора было заняться стрелой.
Мой веник подсох. Ремешок не давал прутикам вольно гнуться, так что оставалось лишь придать им требуемую твердость. Вот и пришлось, обжигая пальцы, крутить пучок над пламенем, внимательно следя за тем, чтоб на открытую древесину не попадала сажа. Потом проворачивал заготовки в тугом свертке и снова насыщал их силой огня.
С первой звездой решил, что сделал все, что мог, и этого достаточно. Ну, не на войну же я готовился. Развязав кожу, выбрал лучшую заготовку и тонким концом сунул ее в угли.
И пожалел, что не взял с собой нож. Подошел бы любой, даже тот, которым мама с сестрами чистят овощи. У меня был замечательный топорик, но его лезвие было слишком толстым для тонкой работы.
Когда счистил золу с обгорелого края и убедился, что стрела получилась достаточно острой, занялся пяткой и оперением. Совиные перья нашлись еще днем. Я даже всерьез подумывал, а не приволочь ли мне их старейшинам в виде знака. Но передумал. Снова пригодился бы нож, но раздавить ствол пера можно было и камнем. Нитка, выдернутая из подола плаща, накрепко скрепила древко и перья. Пятку пришлось вытачивать об острый край камня…
Баланс оказался не ахти — наконечник нечем было заменить. На празднике ветра, поздней весной, такая стрелка вызвала бы ураган смеха. Но это было лучшее, что я тогда смог смастерить, и даже был вполне горд проделанной работой.
На всякий случай снова примотал творение к ровной жердине опоры шалаша, чтоб стрелу не повело от утренней сырости. Сходил в кустики, поминая демонов и свою же бестолковость, уже в полной темноте сбегал к роднику с флягами. Расстелил у огня спальный мешок, улегся и, заложив руки за голову, взглянул на небо.
Старики говорили: пока Спящие были живы, небо было мертво. В лесу, под кронами гигантских деревьев, не особо разглядишь, но мы, будучи детьми, верили. А вот тогда, глядя на россыпь переливающихся разными цветами бриллиантов в угольно-черной бездне, я верить перестал. Как такое могло быть неживым?
Наискось, расплываясь причудливыми фигурами, сжимаясь беспросветными пятнами самой Тьмы, мигал бесчисленными огнями Звездный Путь. И чем больше я смотрел на это, тем больше мне казалось, что оно смотрит на меня…
На рассвете, когда я, озябнув, проснулся, никакого тумана не было и в помине. Небо было чистым, бездонным и бесконечно голубым. Легкий ветерок покачивал ветки древнего клена и посыпал спальник сединой уснувшего костра. Такая благодать была, что вставать не хотелось, и кабы не давление изнутри, настойчиво звавшее в укромное место, так и валялся бы до обеда, позабыв про охоту.
Дождя ночью не случилось, так что под пеплом, конечно же, нашлись тлеющие угольки. Оживив костер, подкинул прыгающим огонькам гнилой пень и вприпрыжку поскакал к роднику умываться. По пути еще успел себе попенять за лень: вчерашние подкрадывания не прошли бесследно для чистоты лица и особенно рук.
Козлиное племя берега ручейка сегодня еще не посещало — родник был студен, чист и полноводен. Так что и место для водных процедур выбирать не пришлось.
Вытереться было нечем. Сколько бы я ни тряс руками, ни размазывал бы влагу по лицу, капли нет-нет, да норовили забраться в глаза, малюсенькими искорками висели на бровях и ресницах. Попробовал фыркать, как весенний медведь, не поймавший рыбку в реке. Должно быть, это весьма забавно выглядело со стороны, но на горе я был один, так что стесняться некого было.
Пора было перекусить да и приниматься за изготовление простенького лука. Но мокрыми руками лезть в мешок было противно. Так что, я решил, пока подсыхаю, выяснить — куда же девается ручей.