Читаем Искренне ваша грешница полностью

Операция прошла успешно, камень был один, но большой и колючий. Восстанавливалась я быстро, ведь у меня была цель - он. Дожидаться, когда снимут швы, терпения не было, и опять, уговорив медсестер, я удрала на свидание. Я решила проверить швы на прочность, устроив феерический секс, который возможен лишь с ним. А швы на моем большом теле только придавали пикантность нашему свиданию.

- Мой друг, были времена, и были подвиги во имя любви. И были страдания от той любви. Но сколько бы я ни прожила на этом свете, я никогда не пожалею ни об одном своем шаге. А настоящие страдания делают женщину загадочной, привлекательной, таинственной и не познаваемой до конца. Что-то дорогое и неповторимое лежит на дне души и тлеет и нежит, и от этого она вся светится и становится красивой. Это ее душевный багаж, который никто не отнимет, ее драгоценный капитал, который не подвержен инфляции и банкротству. Она богачка, и когда постареет ее лицо, одряхлеет тело, внуки вырастут и долгая-долгая одинокая старость будет стоять у порога, она откроет сундук своей памяти и предастся прекрасным воспоминаниям молодости, которые прежде считала своими грехами. Вы согласны?

Да какие же это грехи? Грех - это предаваться унынию, а с любовью не до уныния. Значит, это не грех, а радость.

"Радуйтесь!" - первая заповедь, и ее надо свято соблюдать. А грех - это зло, его-то и надо бояться в своей жизни. Не делать зла, не допускать его в своих мыслях, не мстить, не злобиться, прощать всем и все.

Любить! Успеть бы налюбиться всласть, ведь жизнь так коротка и быстротечна. Любовь - великая привилегия человечества!

- Любовь, это значит - связь.

Все врозь у нас: рты и жизни.

(Просила ж тебя: не сглазь!

В тот час, в сокровенный, ближний,

Тот час на верху горы

И страсти. Мemento - паром:

Любовь - это все дары

В костер, - и всегда - задаром!)

- Мой друг, мне всегда казалось, что мы недостаточно ценим музыку в наших сердечных отношениях. Музыка творит чудеса. Особенно это касается классической музыки. Все нервы, как струны, отзываются на нее, и нам кажется, что сама гармония посетила нас, и мы воспаряем в небо на чарующих ее звуках.

"БОЛЕРО" РАВЕЛЯ

Я включила радио и услышала... "Болеро" Равеля. Музыка звучала, а передо мной одна за другой оживали картины, связанные с человеком, который был моим учеником в прямом и переносном смысле. На "Болеро" возлагались самые большие надежды. Эти чарующие звуки, казалось, мертвого разбудят. Нет! Не получилось! Не случилось того, чего я так ждала. Фиаско! Фиаско любви под "Болеро" Равеля! Ну да ладно, дело прошлое, все по порядку...

Я вошла в аудиторию, где вела семинар со слушателями педагогического факультета. На меня глянули два любопытных глаза кудрявого студента. Он впился взглядом в мое лицо и не отрываясь слушал все два часа. Я неуютно ежилась под этим взглядом, но старалась работать, не обращая внимания.

Через несколько занятий мы были уже единомышленниками, почти друзьями. Его искреннее восхищение подкупало, его ухаживание, легкое, ненавязчивое, грело мое женское самолюбие, его остроумие и искрометность мысли удивляли.

Болтать с ним и разрешать всякие философские вопросы было одно удовольствие. Реакция на юмор бурная, быстрая и шумная - он раскатисто смеялся и все время восторгался:

- Откуда в вас это поразительное чувство юмора? Ваши афоризмы надо записывать, а потом издавать отдельной книгой.

И часто записывал. Но если бы в нем были только эти достоинства, то не о чем было бы и писать, да еще вспоминать "Болеро" Равеля. Он был явно влюблен в меня, но как-то по-своему, как бы наполовину. А я не умею наполовину, я желала все или ничего.

- Мой друг, мне всегда мало. Лучше бы все! На этом я и погорела, так как будучи женщиной, уверенной в себе, я решила, что очень быстро и без потерь покорю и эту вершину. Случай представился сам собой. Слушайте и не судите строго меня, тогда еще молодую!

Мы уехали в поселок Иваньково зимой.

Я взяла с собой лыжи и отправилась со своей группой в пять человек на практику в сельхозтехникуме. Всех нас поселили в одном доме. Там была красивая изразцовая печь, и, уютно прислонившись к ее теплому боку, я фантазировала, как, придя вечером с прогулки, он обязательно поцелует меня около этой самой печки. Где ж еще и целовать-то?

И я ждала у этой печки, чтобы почувствовать этот первый его поцелуй...

А он почему-то не поцеловал меня ни в этот, ни в другой вечер. И теперь, когда о чем-нибудь уж очень размечтаюсь, я вспоминаю этот несостоявшийся поцелуй у печки. Да, мы бегали на лыжах, мы резвились на снегу, как малые дети, он сочинял стихи и записывал мои афоризмы, мы пили чай и ели борщ, его глаза уже любили меня, но поцелуя так и не было. И я обиделась! Я иногда еще обижалась, забывая, что умные люди не обижаются - умные люди делают выводы.

Через день, с "первой лошадью", в шесть утра я сбежала в Москву.

- Если б не ваши ужимки и прыжки в сторону Москвы, мы бы провели в Иваньково еще несколько чудных дней, - сказал он мне после очередного семинара.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное