Искренне Ваша

– А если бы пришло, ты бы согласился? Я был бы счастлив, Джек. Сделай это ради меня.

Джек опустошил стакан.

– Ладно, Артур, так и быть. Но только для тебя. В благодарность за этот превосходный портвейн.

Ответом ему стало дружеское молчание, нарушаемое лишь тиканьем часов и сдавленным хихиканьем детей, которые изо всех сил старались вести себя тихо.

– Джек… – Артур поколебался и наконец продолжил: – Я вот о чем думаю… Если бы дедушка Ричард оставил все свое состояние тебе, ты смог бы одним махом рассчитаться с долгами. Ведь ты же его единственный внук. Титул и наследство по праву принадлежат тебе.

Джек вздохнул и покачал головой:

– Если бы да кабы… Титул он завещает мне потому, что у него нет выбора, но не даст ни гроша даже в обмен на новую жизнь. А без состояния мне будет не на что содержать поместье. И если учесть, что я и без того одной ногой в долговой тюрьме, я опозорю наш титул, Артур, я подумываю отказаться от него в твою пользу.

Артур побледнел.

– О Господи! Прошу тебя, Джек, не делай этого! Такой груз ответственности мне не нужен. Я к нему не готов – в отличие от тебя. Кстати, титулованную особу не посадят в долговую тюрьму. Ты как-нибудь выкрутишься. Но только представь меня в палате лордов! Жалкого торговца перчатками рядом с герцогами и министрами!

– Боже мой! – в тревоге ахнула Тео.

– Тебе хватит средств, чтобы нанять лучшего управляющего и секретаря в стране, Артур. Или ты никогда не думал о том, какую власть дают деньги?

Артур прикусил нижнюю губу, и в его карих глазах отразилось беспокойство.

– К сожалению, думал, и не раз. На твое наследство я ни в коем случае не посягаю, Джек, но Мэри, наша старшенькая…

– Я помню, – перебил Джек и с запоздалым раскаянием сообразил, что имена остальных детей выветрились из его памяти.

– Мэри слаба здоровьем. Надо бы показать ее лондонскому врачу… А у Тео уже давно не было обновок…

– За меня не волнуйся, дорогой, – ласково попросила Тео.

– Прискорбно слышать. – Джек отвел взгляд, боясь, что Тео заметит жалость у него на лице. А жалость переполняла его сердце. Любящий и заботливый муж и отец не должен с трудом сводить концы с концами, это несправедливо. Но, увы, такое Джек видел слишком часто. Тюрьмы были переполнены отцами, которые лишились семейств только потому, что не сумели выбраться из трясины нищеты. – Могу ли я вам чем-нибудь помочь?

– Нет-нет, спасибо. Милостыни мы не просим. Нам мало нужно. Просто я всегда надеялся, что дедушка… вспомнит обо мне.

– Непременно, – заверил его Джек. – Из ненависти ко мне. Вот увидишь, он завещает тебе все состояние. Это почти триста тысяч фунтов.

– Триста тысяч? – ахнула Тео.

– Маме он не дал ни гроша, даже когда она умирала, а ей не давали покоя кредиторы. А все потому, что она наотрез отказалась расстаться с мужем, промотавшим собственное состояние.

– Жестокий человек, – произнесла Тео. – Не бери с него пример, Джек, не ожесточайся. Лучше попробуй простить, его. Прощение – самый ценный дар, какой только можно преподнести ближнему. На это способны лишь великодушные.

– Тео, этот мир недостоин тебя. – Джек покачал головой. Никого прощать он не собирался. – Но довольно о грустном. Деньги старика мне не нужны. Все они твои, Артур, не тревожься. А теперь расскажи мне про мистера Крэншоу. Ты сможешь дать мне рекомендательное письмо к нему?

– Разумеется! – Артур оживился, на его бледных щеках вновь показался румянец. – Сейчас же напишу.

– Вот и замечательно, – отозвался Джек. Как только письмо было готово, он откланялся. Визит удался, но душевно измучил Джека: ему было тяжело видеть супружеское счастье Артура и каждую минуту помнить, что он, Джек, не создан для такой любви.

Глава 5

На следующее утро в десять часов, когда юные леди обычно пишут письма или занимаются рукоделием, Лайза отправилась в парк упражняться в стрельбе из лука. Никто в доме не смел сказать ей ни слова против. В неподобающем поведении Лайзы винили ее отца, но опять-таки втихомолку.

Бартоломью Крэншоу обожал свое старшее дитя, не роптал на судьбу за дочь и всячески поощрял се увлечение стрельбой из лука. Этот спорт приучал к сдержанности и дисциплине и, кроме того, давал выход раздражению, которое Лайза с трудом обуздывала последние несколько месяцев. Постороннему Лайза могла бы показаться почти грубой в своей нетерпимости к слабостям родителей, но па самом деле она была всей душой предана отцу и матери и глубоко убеждена, что они не выживут без ее практичного, почти циничного мировоззрения. И чем больше она убеждалась в этом, тем чаще бывала на маленьком стрельбище в парке.

Радуясь теплому утру, Лайза взяла первую стрелу и натянула тетиву. Сестра стояла у нее за спиной и рассеянно вертела розовый зонтик. На припеке у Лайзы по шее уже заструился пот, но уходить в тень она не желала. Хорошо бы все лицо осыпало веснушками, да поскорее, со злорадством думала она. Сгодится любой способ насолить ненавистному лорду Баррингтону.