Искрящее сердце

Ноги отказались двигаться, я покачнулась, а потом схватилась руками за ближайшую опору – его одежду и рыдала, а Викас успокаивал меня, бормоча что-то неразличимое и вкрадчивое, и в какой-то момент, когда слезы почти иссякли, а в голове и теле осталась только тупая усталость, вдруг всё изменилось, будто с закрытой сцены внезапно упал занавес, выставив происходящие внутри секреты на всеобщее обозрение.

Губы человека, которого я использовала в качестве жилетки, почему-то были прижаты к моему лицу, к щеке, и мало того, медленно двигались по направлению к моим губам.

Вокруг лопнула тишина, и следом раздался тихий предостерегающий рык.

Оказалась, что терраса забита людьми, большинство из которых смотрели на нас с понимающими усмешками. Вполне в духе хладнокровных. Но всё они заволновались, зашептались и быстро расступились перед существом, в котором я не сразу узнала собственного мужа.

Стоявший на его пути вазон с цветами отлетел от сильного пинка и разбился о плитку, засыпав ее землей и смятой зеленью. Потом в сторону полетел его плащ. Следом – шпага, которую он отшвырнул так небрежно, будто не знал, что это за предмет такой висит на поясе и мешает.

Раньше я говорила, что его взгляд бесстрастен? Я ошибалась! Вот сейчас в его взгляде не было ничего, будто чувства отмирали, отрывались на живую и корчились, издыхая в муках, оставляя только мертвую пустоту.

Опомнившись, я с силой оттолкнула Викаса, который от неожиданности попятился, зацепившись одной ногой за другую и чуть не упал.

– Хайде!

Никакой реакции на его лице не отразилось, никакой работы мысли, ни малейшего узнавания. Он нетерпеливо повел плечами и раздался трест рвущейся материи. Потом он наклонился вперед, выставляя голову, как бык, готовый к атаке.

– Хайде! Остановись!

Мимо пронеслось что-то неуправляемое, тяжелое, мимоходом оттолкнув меня в сторону, так что я упала на пол, а потом проехалась по каменной поверхности, больно ударившись копчиком.

– Вы смотрите, что происходит? Да это же бешенство! – ахнули из толпы, которая в ответ загомонила и стремительно принялась редеть.

– Уходим, – матери быстро разворачивали детей, уводя от опасности.

– Позвольте проводить, – молодые люди предлагали руку спутницам, прикрывая свой страх необходимостью уберечь их от нелицеприятного зрелища.

– Вызовите охрану! – приказал кто-то из мужчин. На месте, где только что стоял Викас, разъяренный зверь нависал над распростертым на полу телом.

Хорошо хоть у того хватило ума не кричать и не шевелиться!

Томирис, казалось, удивился, несильно толкнул неподвижно лежащее тело ногой, потом снова зарычал. Отпрыгнул в сторону и в ярости обрушил кулак на стену. На светлой побелке остался кровавый отпечаток. Рядом тут же отпечатался второй удар.

– Томирис, не надо! – кричала я и слезы снова текли по лицу, будто я попала под ливень.

– Его нужно остановить! – среди редких гостей, оставшихся на террасе, в основном мужчин, появились охранники.

Сошедшего с ума тандра нельзя привести в чувство. Если он сейчас погрузится в это состояние, то все, у меня больше не будет Томириса. Не будет мужа. И это после всего того, что он мне обещал?

Томирис отскочил чуть дальше, громя изящную конструкцию с цветами.

Только бы успеть! В пояснице словно ворочали острую спицу, пока я поднималась на ноги, не заботясь, насколько сильно задралось платье.

– Хватайте его! – деловым тоном приказал начальник охраны.

Чтобы скрутить тандра, его нужно вырубить, иначе он может покалечить. И если кто-нибудь случайно перестарается, и случайно убьет, ему ничего за это не сделают. Скажут, спасал себя и людей.

Нет!

Викас имел глупость застонать и пошевелиться, и разъяренный зверь тут же бросил хрупкие цветы, обернулся и наклонил голову, собираясь совершить новый бросок на недобитого противника.

– Томирис, не делай этого! Очнись!

Меня словно не слышали, но я не позволю ему уйти! То его прикосновение, испугавшее меня в пятнадцать лет, нынче выглядело совсем иначе. Да, я безумно испугалась, но совсем не исходящей от Томириса угрозы. На самом деле я смертельно испугалась своей собственной реакции, чисто женской, неосознанной, наполненной такой силой и страстью, которую в силу возраста просто не могла ни осознать, ни принять.

Но мне уже не пятнадцать.

Подобрав юбки, я бросилась между ним и Викасом, потому что другого выхода не было.

Удар был такой силы, будто мне вышибли дух. Так вот как бывает, когда не можешь вздохнуть… Судорожный сиплый стон – это мой. Точно мой.

Голова стала раскаляться, будто я упала на включенную плиту.

Мне хотелось позвать Томириса, удержать его взгляд, в котором, кажется, промелькнула искра разума, но из горла рвался только хрип, а напряженная попытка не закрывать глаз разорвала последнюю ниточку связи с реальностью и вместо этого я упала в темноту.

***

Впервые я напилась в четырнадцать, когда мы с подругами решили, что достаточно взрослые, дабы суметь оценить вкус вина. Не знаю, как насчет вина, но свою ему сопротивляемость мы тогда точно переоценили, причем сильно.

Утреннее похмелье оказалось ужасным.