Искры и зеркала

– Все когда-нибудь бывает впервые, – пожал плечами профессор. – В прошлое отправляться не боялась.

– По глупости, – вздохнула Дора. Не то чтобы она пожалела, просто начала острее осознавать – домой она может не вернуться.

– Так. – Он вскинул голову, обеими руками откинул со лба длинные пряди, пропуская волосы сквозь пальцы. – Идем мы с тобой, твоя суперчувствительная няня, – он неодобрительно покосился в сторону Ники, – и мой хмурый новый подчиненный. Если влезет, конечно, – добавил он, поморщившись. – Все, – он махнул рукой в сторону батискафа, – полетели поездами нашего пароходства. Лезь в банку, девочка, я на тебя нацепляю приборчиков. А следом и остальные утрамбуются в порядке главенства. Кто последний – самый длинный.

– Смотри, чтобы сам поместился, балагур. – Брони слав тоскливо посмотрел в небо.

Из-за малоэтажных домиков тяжелым жуком тащился грузовой вертолет, чтобы приземлиться на набережной и дожидаться приказа. Не его, Бронислава, приказа, как было условлено еще вчера, а этого очкарика.

Только оказавшись внутри батискафа, Дорофея поняла, как там мало места. На протяжении подводного путешествия придется либо сидеть, согнувшись в три погибели, либо лежать, тоже согнувшись.

– Давай сюда руки. – Голос профессора звучал хрипло и незнакомо.

Быстро и сосредоточенно он прилепил на каждое запястье по десятку датчиков, пару под волосы на затылок, один на шею. Когда он закончил с ней и начал крепить камеры к стенкам батискафа, Дора обратила внимание – у него трясутся руки, а взгляд постоянно мечется в сторону выхода.

– Профессор, вам плохо? – посочувствовала она.

Он сглотнул, зябко обхватил себя за плечи и неопределенно мотнул головой.

– Нам с тобой долго работать. Зови меня Робертом, я не настолько стар, чтобы именоваться по ученому званию.

Он повернулся к приборчикам на стенах – бледный, точно покойник. Из-под темных волос по виску одна за другой катились капли пота.

Ему определенно плохо, поняла девушка. Как эта болезнь называется, когда боишься замкнутых пространств? Клаустрофобия, кажется. У нее в школе был знакомый, так он с девятнадцатого этажа пешком ходил, не мог себя заставить в лифт забраться. Как-то ребята подшутили, запихнули его в школьную подсобку, а он на второй минуте в обморок грохнулся.

– Я закончил, – сообщил профессор и с видимым облегчением уступил место Брониславу.

Бывший Никин супруг, точно гигантский медведь, неуклюже заворочался рядом с девушкой, повторяя те же нехитрые действия и постоянно стукаясь затылком о потолок батискафа.

Уф, кажется, все приклеили. Дора ощущала себя новогодней елкой, обернутой густой сетью гирлянд. Примостившаяся сбоку Ника сочувственно покачала головой и посоветовала Броне поторапливаться.

– Где там носит вашего недорослика? – рыкнул он в люк. Но вместо Роберта к исследователям озерных глубин присоединился Ланс.

– Док решил проконтролировать процесс сверху. Здесь он сделал все, что мог, – доложил парень и подмигнул Доре.

Девушка почувствовала облегчение и за профессора (не будет мучиться напрасно), и за себя (да неужели ей приглянулся мигрант, товарищ по несчастью?).

– Струсил, – презрительно скривился Броня. – Я знал – этот задохлик бесперспективен.

Ланс нахмурился, но промолчал, скрывая возмущение глубоко внутри.

Глухо хлопнула крышка люка. Батискаф дернулся и, неприятно раскачиваясь, взмыл вверх. В кругляше иллюминатора промелькнули судовые антенны, показался силуэт Маши, борт корабля… и исследователей озерных глубин приняла в нежные объятия мутноватая вода.

Девушка отпрянула от стекла и посмотрела на спутников. Сейчас ей стал понятен ужас Роберта перед замкнутым пространством. Боже, это же кошмарно – вчетвером в консервной банке! Кильки в собственном соку! А опускаться почти на сотню метров!

Броня схватил рацию и скомандовал:

– Отцепляйте!

Их посудину снова качнуло, дернуло. На миг почудилось, будто они падают в бездну, в царство водяных и утопленников. Туда, где колышутся бледные водоросли, где на дне, обросшие раковинами, покоятся останки людей и техники. Но при приближении неуемно смелых теплокровных созданий жертвы озера оживут, протянут к добыче костлявые руки и ржавые ковши… Дору замутило. Пожалуйста, выпустите наружу, к солнцу…

В хвостовой части, там, где крепился большой «пропеллер», завибрировало, загудело, распространяя мелкую дрожь по металлу корпуса. Ощущение падения исчезло, и Дора обнаружила – одной рукой она вцепилась в локоть Ланса, а другой – в плечо Ники. Стыдобища-то какая! Срочно расслабиться, убедить себя, будто все хорошо! Она же сама согласилась. Более того, даже ждала сегодняшнего вечера.

– Что видно и слышно? – ожила рация, вопрошая голосом Роберта.

– Все просто замечательно. Не отвлекайся от своих любимых приборов.

Надо отдать Броне должное, он старался изо всех сил не нарычать на нежданного начальника, хотя выражение физиономии было похоронным, трагическим.