Искры на воде (сборник)

Утром каждый охотник стал обновлять старых божков и делать новых. Привязывали цветные тряпочки с пожеланиями на священное дерево, стоящее поодаль. Каждая тряпочка — сокровенное желание, про которое никто постороннему не расскажет. А вечером провели обряд камлания. Развели большой костёр. Охотники расселись по кругу и стали смотреть, как старый Шалгу стучит в бубен и выкрикивает заклинания. Так продолжалось долго, пока Шалгу без сил не рухнул на землю. Старика не трогали, пока он сам не поднялся и не пошёл в балаган. Никто не проронил ни слова. Немногословны охотники. Нюнням в первый раз присутствовал при ритуале, для других это было не ново. И каждый верил в силу заклинания и в призывный голос бубна. Потом, если и случалась неудача, то каждый винил себя, веря, что высшие силы не могут ошибиться и если что-то пошло не так, то виноват только сам охотник. Сидя у костра, охотники думали каждый о своём. Уже скоро всё стойбище разойдётся по тайге, а чтобы было легче, теперь каждый просил удачи, совсем немного. Ещё день охотники были на мольбище, месте, где без надобности никто не может появляться. Но когда приходится бывать здесь, никто не торопится уходить, каждый старается попросить обо всём — нельзя ничего не забыть.

Назад охотники шли впереди. Шалгу с Нюннямом отстали от них: сын не мог бросить отца, а тот или не мог, или не хотел идти вместе со всеми. Отставать он стал сразу. Когда охотников не стало слышно, Шалгу сказал:

— Зайдём ещё к хозяину реки, посмотрим, как он живёт.

Нюнням кивнул, соглашаясь.

Уставший осенний лес молчал. Ни птичьего щебета, ни шелеста ветра в кронах огромных сосен, стрелами взметнувшихся в небо. Огромные деревья нехотя расступались, давая место едва приметной тропинке. Хоть и сердит лес, но хорошо в нём, спокойно. Нет тревоги, и дышится легко. Много дней можно идти и не устать. Только Шалгу, видно, отходил своё, ему нужен был отдых. Не мог он, как молодые, подниматься и идти много дней. Старик пытался не показывать вида, но силы быстро покидали его, и разные недобрые мысли всё чаще лезли в его седую голову. Однако он решил твёрдо, что в этот сезон он не будет поддаваться слабости, проведёт его, как поют последнюю песню. Надо. Много надо рассказать и показать сыну.

«Хозяин реки» встретил их улыбкой, словно удивлялся слабости старика или был просто рад единственным своим знакомым, посетившим его. Хорошо стало на душе у Шалгу. Добрый сегодня «хозяин реки», ласково встретил, значит, всё будет по-доброму. Старик даже взбодрился.

— Хороший день сегодня, — сказал Шалгу. — Нам здесь рады.

Отец с сыном присели на валёжину и стали смотреть в ту сторону, куда был направлен взгляд «хозяина реки». Пытаясь впитать в себя увиденное и понять то, что заставляет улыбаться изваяние, каждый из них поймал себя на мысли, что тоже рад разглядывать простор, расстилающийся перед ними. Невозможно охватить взглядом разноцветные дали, обильно украшенные осенью. Блестящая ленточка реки извивается, прячется в лесах и снова выбегает на простор редких лугов, раздваивается островами и снова соединяется и блестит, сияет серебром на разноцветной кайме тайги.

Утренняя изморозь украшала всё вокруг затейливыми кружевами. К полудню от инея оставались крупные прозрачные капли, искрившиеся на уже плохо греющем солнце. Лист упал, буро-жёлтым ковром устилая всё вокруг. Сосны и ели опустили ветви, смирившись с наступающим холодом. Наступило время для изюбриного рёва, брачных боёв быков. Изюбры, лесные красавцы, целый месяц будут биться за право произвести потомство. Потом их сменят лоси. Охотники мастерили специальные дудки, для подражания рёву зверя. Изюбр шёл на зов, выбегая на поляну, чтобы сразиться. В это время он опасен. Его острые ветвистые рога не знают пощады. На это время зверь теряет страх и может напасть на зазевавшегося охотника, как на соперника. Лось кроме рогов использует и копыта. Ударом передних копыт может переломить небольшую берёзу. Даже медведь боится лося и старается нападать из засады.