Дженни ничего не оставалось, как присоединиться к Гарнет, угрюмо сидевшей в палатке на одной из походных коек. Это было наследие армии Конфедерации, как, впрочем, сами палатки и побитые молью серые шерстяные одеяла.
— Здесь ты не много увидишь, моя дорогая.
— Я и так достаточно насмотрелась и нанюхалась, наверно, на всю жизнь. Мне жаль, что перед отъездом я не выкупалась в твоем цветочном одеколоне и не высыпала дюжину пакетиков соше себе под лифчик.
— Ничего, запах — дело привычное, — утешила ее Дженни. — Подумай сама, ты же не можешь все время прятаться в этой палатке. Мы должны будем выйти, хотя бы чтобы поесть.
— У меня не вызывает аппетита то, что готовится в этих горшках и на жаровнях! Разве ты не заметила под треножниками сухие коровьи лепешки? Они же готовят на них!
— Да, потому что с дровами здесь туго. Деревьев в прерии, как ты знаешь, немного.
— О Господи! А где Брант?
— Работает, как все. Он выглядит великолепно, как прирожденный ковбой, сидя в высоком седле с лассо в руке.
Гарнет вздрогнула, осторожно прикоснувшись к внутренней поверхности бедер, стертых седлом.
— Вот уж чего про меня не скажешь! Ноги болят ужасно.
— А у меня и промежность ноет.
— Тетя Дженнифер!
— Ой, хватит жеманиться, Гарнет! Мы же не на публике. Эта часть тела у нас действительно пострадала, не так ли? Уже довольно давно нам не приходилось так широко раздвигать ноги. Мне-то уж во всяком случае.
Гарнет отвернулась, чтобы по выражению ее лица тетя ни о чем не догадалась. Думая, на что бы побыстрее перевести разговор, девушка принялась разглядывать палатку.
— Бьюсь об заклад, она течет. Что можно ожидать от продукции, сделанной в Конфедерации? Находясь здесь, я чувствую себя предательницей!
— А я нет, — твердо сказала Дженни. — И Брант проявил заботу, обеспечив нас жильем. Здесь всего три палатки: одна, полагаю, для Дюков, вторая — клиника. Остальные же, включая Бранта, будут спать на земле.
— Зачем мы сюда приехали, тетя Джен? Мы столь же бесполезны, как колючки у коровы на хвосте!
— Точно. Я завидую Альме Дюк. Это должно быть очень здорово чувствовать, что понимаешь в своем деле не меньше любого мужчины. Да еще в таком возрасте и с ее ревматизмом она держится молодцом. Интересно, здесь все хозяйки ранчо должны обладать такими боевыми качествами?
— Господи, упаси, — воскликнула Гарнет. — Не представляю себе худшей жизни.
— Похоже, миссис Дюк счастлива. Она по-прежнему любит своего старого ковбоя. Я видела, как сияют ее глаза, когда Альма говорит о нем.
Гарнет недоверчиво покачала головой и, со вздохом поежившись, все же решилась растянуться на койке, когда-то принадлежавшей мятежникам.
— Ты лучше отдохнешь, детка, если снимешь ботинки.
— А вдруг я не смогу их снова надеть? У меня так распухли ноги.
— Я попрошу вечером немного мази у миссис Дюк, она наверняка взяла ее с собой.
— Да уж в седельной сумке этой дамы скорее найдешь бутылку мази, чем духов. Похоже, запах лекарств ее любимый аромат, конечно, после запаха лошадиного пота. Да она и сама потеет, как лошадь.
— И столько же работает.
Едва Гарнет задремала, как повар принялся энергично стучать стальным прутом по железному угольнику. Она села на кровати, испуганно спросив:
— Боже мой! Что такое?
— Настало время обеда, милочка. Вставай, мы должны идти. — И тут же Дженни отмела возможные возражения Гарнет, еще до того, как та успела открыть рот. — Не надо обижать наших хозяев и заставлять Бранта думать, что это пустяковое путешествие лишило нас последних сил, не так ли?
Она заметила, что глаза Гарнет блеснули.
— И помни, — продолжала Дженни, поправляя одежду, — считается, что женщины-янки идут от крепкого пуританского корня.
Дженни вышла из палатки, Гарнет неохотно последовала за ней. Тетя тут же вступила в оживленный разговор с Альмой Дюк, а Гарнет в одиночку побрела к фургону с провизией. Ее хитроумная наставница опять провела ее, оставив в качестве приманки, как оставляют в ловушке слепую полевку.
Брант поджидал девушку возле фургона с двумя оловянными тарелками полными еды. Одну из них он предложил Гарнет.
— Это вам, миледи. Или вы предпочитаете обедать в палатке?
— Нет. Мы сможем здесь где-нибудь присесть?
— Только на мою свернутую постель, — предложил он. — К сожалению, ничего более удобного нет, Гарнет.
— Я и не надеялась.
Она осторожно опустилась на тюк и взяла тарелку с тушеным мясом, бобами и хлебом. В середину была воткнута изогнутая оловянная ложка. Брант присел рядом на корточки и принялся есть, как хорошо проголодавшийся мужчина. Он проглотил несколько ложек, прежде чем заговорил.
— Это изысканное блюдо называется «ружейный сын», — Брант вспомнил наиболее приемлемое для Гарнет название. — Ингредиенты у всех поваров на пастбище разные. Однако у зарезанной скотины не едят лишь одни рога и копыта. Все остальное идет в котел.
Гарнет сморщила гримаску:
— И вам придется этим питаться во время отгона скота? Все месяцы?