Еще ночные тени клубились по земле, а петух уже звонким голосом возвестил о приходе нового дня. Аксинья выпростала из-под одеяла холодные ноги, сунула их в овчинные опорки, подавила зевок. Тело болезненно отозвалось. Будто не спала, а корчаги всю ночь таскала.
Со стыдом вспомнила свой сон, нечистой силой насланный. В том сне считала она веснушки, да не на носу, а на самых срамных закоулках тела. И много чего еще непотребного делала под покровом ночи. Внезапно взошло солнце, и увидела она, что вокруг толпой стоят еловчане. Да все. И живые, и умершие. И смотрят укоризненно мать с отцом, и ухмыляется довольно Ульяна. Внезапно свело ноги судорогой, подкосились они, упала на мокрую землю. Посмотрела Аксинья – муж Григорий ударил хлыстом.
Крикнула. Проснулась. Долго пялилась в немую темноту, ощущая биение встревоженного сердца.
Ноги свело судорогой и в жизни. С трудом наступая на правую ногу, Аксинья похромала к печи. Открыла трубу, подожгла лучину. Сухие дрова быстро занялись, осветив желтыми всполохами избу. Охая, Аксинья подошла к поставцу. Нашла искомый пузырек, открутила, сморщилась, уловив смрад, намазала ногу.
Встала на колени перед иконами. Попросила Богородицу о милосердии и прощении грехов. С внутренним страхом посмотрела на Иисуса Христа. Он не столь жалостлив, как Матерь, не простит скверны и блуда. Видно, нутро у нее, Аксиньи, гнилое, раз чуть ли не каждую неделю видятся ей сны, навеянные страхом и похотью. Каждое утро и вечер молилась она, как сказал отец Сергий. Молилась истово. Но сны не уходили, уползали они в подполье мокрицами, чтобы в свете луны выползти наружу и будоражить Аксинью.
– Святой Николай Чудотворец, защитник и благодетель. Очисти мою душу от приставучей зависти… – Святой снисходительно смотрел на грешницу.
Даруй покой. Ради детей.
Аксинья поднялась с колен, озябших на холодном полу. Матвей похрапывал, словно медвежонок, на печи, рядом у стенки сопела носом Нюта. Пусть спят, детский сон сладок, как свежий хлеб.
В клети ждала хозяйку деревянная миска с закваской. Аксинья поставила ее у печи, чтоб согрелась, набралась живительного тепла. В избе сразу распространился тот духмяный аромат, что присущ закваске на сушеной ягоде и цветочном меду.
С вечера готово пойло для Веснушки и кур, сначала – лакомство и вода будущей кормилице, потом – птице. Ведра тяжелы, оттягивают тонкокостные руки, но труд во благо детей наполнял ее радостью. Телка уже проснулась, замычала приветственно, ткнулась хозяйке в руку влажным носом. У кур потасовка – петух воспитывал одну из жен. Лишь появилась Аксинья с заварухой, все споры прекратились. Куры, отталкивая друг друга, помчались к корыту с кормом. Пойла на всю ватагу мало, и заспешили, замахали крыльями, пристраиваясь в самое кормовое место.
Пока хозяйка возилась в хлеву, закваска подошла, часть ее пошла на каравай, часть – на пироги с зайчатиной. Всю зиму Аксинья давала целебные настои застуженному охотнику с Александровки, он отплатил связкой зайцев и куропаток, добрый человек.
Со вторыми петухами зазевал Матвейка. Не хотелось ему слазить с лежанки, но пора. Затопленная печь разгорелась, подпекая бока. Как взрослый, он, зевая, перекрестил рот.
– Давай Нюту. – Аксинья взяла на руки дочь, вдохнула ее младенчески-молочный запах. Зашлось материнское сердце. Положила дочку на свою постель: пусть досыпает самые лучшие рассветные часы.
– Матвей – мой уши скорей.
Парень сонно улыбнулся. Он уже знал, что, если Аксинья дразнит, прибаутками изъясняется – значит, все наладилось.
– На поле дядька Семен? – Застучала ложка по дну, не терпелось мальчишке на поле выйти.
– Ты не спеши. Он зайдет за тобой.
Матвейка с утра ходил всегда будто чумной, до обеда расхаживался, просыпался долго. И воду носил, и двор чистил, будто околдованный лешим. А здесь глаза ясные, взор бодрый, рад парень приобщиться к взрослому делу. Аксинья дала ему чистую рубаху с синей вышивкой, порты Феди, ушитые прошлым вечером. Старые сапоги Василия велики ему чуть не в два раза, но с набитыми войлоком носами с ног не свалятся.
– Да где ж он? – Матвей вытянул шею, высматривая соседей. – Идет! – Еще не открыв ворота, закричал: – Здрасьте! Доброго дня! Я с вами!
– Готов, поросенок? – Семен придержал жеребца, запряженного в телегу. – Здравствуй, хозяйка.
– Здравствуй, Семен. Тебе спасибо мое безграничное!
– Так не за что еще благодарить, вечерком и отблагодаришь, – подмигнул он игриво, будто не было вчера серьезного разговора.
До обеда Аксинья крутилась вьюном по избе. Сегодня должна она сытно накормить пахарей, а это непросто с таким скудным запасом снеди. Пироги с зайчатиной. Яйца вареные. Мазуня из редьки с медом. Соленые рыжики, вымоченные в масле от ржавости весенней. Кислая капуста с кровяными вкраплениями брусники. Квас с травами. Добрая хозяйка и с полупустыми погребами царское кушанье сготовит.