Искупление

И долго еще, пока совсем не озябли, мужчина и девочка так и играли в три руки – в развалинах особняка, в продуваемом всеми ветрами мезонине. Они были уверены, что их никто не слышит, и, конечно, даже не подозревали, что дом и его друг, старый вяз, затаив дыхание, наслаждаются их музыкой. Давненько не слышали они ничего подобного…

Еще долго Стас и Таня находились под впечатлением волшебства, пережитого в мезонине. Когда они наконец спустились вниз, Таня немного отогрелась в комнате и сбегала в магазин, чтобы принести еды – купила четыре сосиски в тесте. Девочка догадалась завернуть их в такой плотный слой газеты, что доставила обед еще даже теплым. И съедены эти сосиски оказались быстрее, чем успели остыть.

А после еды Таня и Стас сидели в комнате, с нетерпением ожидали наступления вечера, когда можно будет затопить камин, и коротали время за беседой. Девочка рассказывала свою историю – трагичную и настолько нелепую, что сознание Стаса просто отказывалось поверить в то, что подобное может произойти на самом деле. Не в фильме, не в романе, а в современной жизни, прямо в центре Москвы.

Семья Кузнецовых была одной из тех интеллигентных московских семей, которые, как ни удивительно, до сих пор еще сохранились в столице. Только теперь это редкий, можно сказать, вымирающий вид. Выселенные из старого центра, с Арбата и Покровских ворот, Сретенки и Якиманки, Таганки и Никитской, они так и не сумели прижиться в окраинных районах-новостройках, поникли и потускнели, поглощенные безликой толпой людей, считающих себя москвичами, но не чувствующих, не понимающих и не знающих свой город… Во всяком случае, именно так относились к новым столичным жителям полуразваленный особняк и большой вяз, которые очень любили обсудить между собой эту тему, повспоминать ушедших людей и поосуждать нынешних. Что греха таить, не любили старики современное поколение москвичей. А вот Танина семья им, безусловно, очень бы понравилась – если б только когда-нибудь довелось познакомиться. Но не довелось. И, увы, уже никогда не доведется.

Еще каких-то полтора-два года назад Кузнецовых было четверо. Бабушка заведовала библиотекой в исследовательском институте, мама и папа были в том же институте научными сотрудниками и, кроме того, подрабатывали чтением лекций, написанием популярных статей и редактированием книг, потому что на зарплату ученого, пусть даже кандидата наук, в наши дни не то что прожить – концы с концами нелегко свести. Так что семья Тани была совсем не богатой – зато счастливой и дружной. И девочка понимала это с первых дней жизни. Пусть у них не было машины и дачи, они не ездили отдыхать за границу и не носили фирменной одежды, пусть шоколадные конфеты и копченая колбаса покупались только по праздникам, а старенький компьютер один служил всей семье и не «тянул» многих красочных современных игр. Зато в доме имелось старинное пианино, звучанием которого восхищались даже опытные настройщики. Зато стеллажи, подпиравшие высокие потолки во всех комнатах, включая прихожую, были битком набиты чудесными книгами. Зато почти каждые выходные мама, папа и Таня всей семьей отправлялись за город – зимой с лыжами, а летом на купание и пикники. У Кузнецовых было много друзей и знакомых, все, как на подбор, замечательные и интереснейшие люди, и оттого в их доме всегда было шумно и весело, кипели горячие споры, звучала хорошая музыка, и пахло вкуснейшими пирожками, печь которые Танина бабушка была большой мастерицей…

Жили Кузнецовы почти в самом центре, недалеко от живописного пруда, который по старой московской привычке до сих пор именовался не одним прудом, а «прудами». Их дом, небольшой и некрасивый, постройки еще двадцатых годов прошлого века, давно уже обветшал, и потому жильцы с тревогой ожидали, как сложится их дальнейшая судьба. Разговоры о том, что дом вот-вот будут сносить, начались еще до рождения Тани – но она уже успела появиться на свет и даже подрасти, а дом все стоял. Но все-таки гром грянул. Почти два года назад, позапрошлой весной, жильцам объявили, что их дом выкупает крупная строительная компания. Разумеется, заинтересовал бизнесменов не сам дом, который не было смысла реставрировать, никакой ценности, ни материальной, ни культурной он собой не представлял, а земля, где он находился. Дом планировалось снести, а на его месте построить новое современное здание. Дело оставалось за малым – освободить дом, расселив жильцов.