Искупление

– Жалко, что понятия о своём у нас не совпадают. У министра – одно, у работяги – другое, у вора – третье. Но часто совпадают они у министров и у воров. Когда они грабят народ.

– Вижу, зона тебя ничему хорошему не научила! – сверля серенькими глазками Сергея, процедил сквозь зубы зэк.

– В том-то и дело, что научила. Научила думать своими мозгами, а это не каждому удаётся. Проще жить по подсказке, конечно, не без пользы для себя. Но я этого не хочу. Вот так! По-моему, я ясно выразил свою точку зрения? Повторю: нуждающемуся всегда помогу и не потому, что я верен братству воров в законе, а потому, что я следую христианской морали, морали Человека. Здесь у нас дороги расходятся. Замечу, не целиком христианской морали я придерживаюсь. «Не убий» понимаю по-своему: ни за что – не убью человека, а если есть за что – пришью и глазом не моргну. Это тоже я вынес из зоны.

Зэк, по-волчьи, не поворачивая шеи, посмотрел по сторонам, отодвинул кружку с отваром трав, встал.

– Спасибо, дед, за хлеб-соль, только мне бы деньжат, – сказал он перепуганному деду Матвею.

Дед Матвей не знал, куда себя деть, что говорить зэку. За него ответил Сергей:

– Если бы у деда были деньги, это ещё не значит, что он обязан их отдавать первому встречному, – сказал он и показал зэку на дверь.

– Не повезёт тебе, парень, в жизни. Ох, не повезёт! – кинул зэк от порога.

– Серёга, можа, дать ему каку десятку, пропади он пропадом, чтоб не было беды? – дед Матвей заглядывал в глаза парню, и мыслей много, и все нараскорячку. И поджог тут, и колуном по голове, и утюг горячий на вялом животе, – и всё это из-за какой-то десятки! Да и десятка самому не с неба свалилась! Чтобы она была, пришлось всю жизнь мантулить, и жить, считая копейки на ладони. – И откуда он тут взялся, сдох бы по дороге – было бы самым милым делом. Я тоже хорош! Старый хрыч, всё разболтал своим дурным языком!

– Одной десяткой тут не обойтись, да и с какой стати мы должны давать ему эту десятку? – щёки Сергея пылали ярким огнём, немигающие глаза под насупленными бровями, как жало.

– Заявятся всей бандой, попробуй тут устои, – почесал лысину дед Матвей. – Мне-то помирать уже не страшно, а тебе совсем это ни к чему. Вот незадача!

– Бог не выдаст – свинья не съест! – отчётливо произнёс Сергей и, присаживаясь за стол, спросил чаю.

Пил он чай, а мысли витали где-то далеко и высоко.

«Как жить в такой стране порядочному человеку? – спрашивал он кого-то. – Поборы государственных чиновников, вымогательства преступников, незащищённость со всех сторон. Тебя могут обмануть, и ты бессилен доказать свою правоту. Всё сводится к тому, что каждый должен уметь противостоять этим тёмным силам, уметь защищаться. Одному – не под силу. Значит, надо объединяться в группы, общества, отряды. Вооружать их и учить пользоваться оружием. И главное, быть всегда начеку! Пока всё это должен делать я один. Как, каким образом? Пока налицо провалы: дал взятку и не поморщился. Этот зэк – шестёрка, если судить по наколкам, но он может навести кого и покруче? Как быть?»

– Чо с домом? – напомнил о себе дед Матвей. Этим вопросом он и попытался узнать, не серчает ли на него парень, которого подвёл он своим бестолковым языком, и не терпелось узнать, как решился вопрос с усадьбой.

– Нормально, – ответил Сергей. – Тридцать тысяч отвалил рвачу и глазом не моргнул. Пятьсот баксов!

– Просто так? – удивился дед. – За своё же?

– Просто так, – подтвердил Сергей. – А своё ли оно, попробуй тут угадай. Своего у нас теперь, как оказалось, ничего нет. Сегодня – оно твоё, а завтра придут и вытряхнут тебя, как кошку из лукошка.

– Слышь-ка, Серёга, – перебил дед Матвей, – тута у меня есть двуствольно ружьё, возьми себе, авось пригодится.

– Пожалуй, соглашусь с этим, – допивая чай, ответил Сергей. – Как говорят умные люди, двенадцать рассерженных присяжных лучше четырёх служащих погребальной команды, даже если они будут молчаливы, в цилиндрах и белых перчатках.

Дед, конечно, из этой тирады ничего не понял, кроме того, что Сергей согласен взять двустволку.

– Патроны с картечью. Сам кода-то заряжал, кода на солонцы да зеленя бегал, – говорил он, вытаскивая из-под кровати деревянный сундучок. – Во, тута и пули есть, – обрадовался он, увидев патроны с пулями.

– Это ж сколько им лет? – полюбопытствовал Сергей, глядя на позеленевшую латунь гильз.

– В семидесятых, катца, заряжал. С дедом Фёдором ходили на солонцы. Не, ране, в шестидесятых. В семидесятых деда уже не было.

– До рождества Христова или после? – разглядывая картечь, залитую воском, самым серьёзным образом спросил Сергей, и добавил: – Самого-то в клочья не разнесёт?

– Пошто, разнесёт, не разнесёт. Порох хороший был.

– Риск – благородное дело. Погибну – знать, на роду так написано; выживу – всех напугаю громом взрыва.

У ворот Сергея ждал кот. Его издали заметил Сергей и улыбнулся как старому и хорошему приятелю, даже другу. И кот, похоже, был рад встрече, показалось, что и он улыбается.