Искупление

Василий Алексеевич Лебедев Искупление

Исторический роман

Часть первая

ЖАРКОЕ ЛЕТО

Не пленена ли земля наша? Не взяты ли грады наши? Не пали ли отцы и братья наши трупием на землю? Не уведены ли жены и чада наши во полон? Не порабощены ли оставшиеся вживе от иноплеменников? ...И дани тяжкие, и глад, и мор не престают. И не можем хлеба своего всласть вкусити. И стоны наши, и печаль сушат кости.

Поучение Серапиона Владимирского.

1280 г.

От Бела озера и до самого Понта, что со времен Святославовых прозывалось Русским I морем, от древних Смоленска и Брянска до Галича и Нижнего Новгорода, от Киева и до Мурома - вся земля эта вот уже полтора столетия не ведала покоя. Нелюдским проклятием обрушился на нее меч и огонь - ярость иноплеменников, и мнилось присмиревшей Европе, что ежели - не ровен час - не подняться Руси, то близок и ее конец... Но неведомой силой жизни полнились новые поколения меж Волгой и Днепром, и хоть вновь и вновь налетали восточные суховеи, исчезали города и селения, долгими русскими зимами оплакивали метели порубленные тела, но земля эта жила, восставая из пепла. И выходили из лесов люди, по-братски преломляли кусок гаревого хлеба, кланялись пепелищам и окровавленной земле своей, одинаково дорогой и тяжкой - в горсти и в могиле. Это ими вновь строилась жизнь. И через все страдания - через меч и огонь, - сквозь полымя ада земного пронесли они язык и веру, обычаи и обряды - душу народа, неопалимую купину.

1

- Царица небесная! Русь!

Елизар Серебряник рухнул на колени и широко и долго крестился на ту сторону реки, крестился без молитв и поклонов, будто страшился опустить очи долу и хоть на миг выронить из виду вожделенное виденье, явившееся ему на закате. Это был последний закат на чужбине, одаривший Елизара райской тишиной, легким комариным зоем - первым намеком на скорое тепло, а из-за реки, из лилового сумрака родных пределов, накатывала березовая светлынь.

- О сердце мое хрустальное! Прими страстотерпца свово, многогрешна и страждуща...

Он стоял на коленях по своей воле, и было от этого еще слаще, еще умильней очерствевшей в страданиях душе его. Он знал, что там, на том берегу, начиналась Русь - его земля, истерзанная, но живая. И пусть неведомо было ему, что эта притененная кустарником река - Красивая Меча, а земля за ней - вовсе не Ряс-ское поле, шагнувшее за Переяславль-Рязанский навстречу ордынским просторам, - чуял он, что осталось совсем немного день или два пути - и он услышит родимую речь.

Минувшим днем он измаялся, пока огибал две кочующие в этих местах семьи - два аила. Сначала он увидел одну войлочную ставку на телеге, а немного после нежданно показалась еще одна, уже побогаче: телегу тянули шесть быков, а вокруг теснилось стадо кобыл, баранов и волов. Дыма не было видно в течение всего дня, а это подсказывало опытному полонянику, что аилы не стоят на месте, они в движении. Он опасался их, пробираясь лощинами, но под вечер пошли перелески, они прикрыли Елизара от пронзительного ока кочевников, только сердце оставалось неспокойно, пока разодранные онучи еще ступали по ордынской земле.

"Обесстрашилась татарва", - сокрушенно думал Елизар. И впрямь: меж перелесков, коих они опасались издавна, под самым боком у русских дубрав и бескрайних пущ режут колесами землю их тяжелые телеги, щурится кочевник на полунощную сторону, на Москву..,