Искупление

– Вот-вот… Да, кстати, насчет мыслей о переезде. Знаешь, меня несколько беспокоит наш сосед, не то чтобы слишком, но все же. – Мысль немного сбилась, и он, поставив стакан, чуть шепотом сказал: – Сейчас, подожди, пойду проверю, заснула ли Лиллиан, а то она, бывает, любит подкрадываться, когда я не сплю, шарахаюсь здесь ночью. Мне показалось, что я что-то слышал. – С этими словами он вновь поднялся наверх, чуть приоткрыв дверь дочки, затем спустился. – Нет, показалось, спит как младенец, хотя что я говорю – она он и есть. Так, о чем это я. Ах да! Знаешь, последнее время меня не слишком радует соседство с одним старичком. Не, он всегда, конечно, был с прибабахом – не заметить это было сложно, но мне казалось, у каждого свои тараканы в голове. Раньше он был приветлив и дружелюбен, а сейчас и вовсе нелюдим стал – ходит, шепчет что-то себе под нос, никого не замечая. У него, по всей видимости, совсем крышу снесло, бывают просветы иногда – снова улыбается, конфеты Лили предлагает, но меня эти приступы щедрости от городского сумасшедшего вовсе не радуют. Я запрещаю ей к нему приближаться. Жалко, конечно, дедулю, наверное, это просто старческий маразм, но мало ли что там у него в голове творится, сколько его помню, он всегда жил один, вряд ли за ним кто-то присматривает. В общем, от нашего соседства у меня мало восторга, если не сказать больше.

Так мужчины просидели еще пару часов, болтая о всяких мелочах, ничего особенного, просто разговор двух старых друзей. Затем решили расходиться. Отец Лили проверил ее еще раз – заглянул, поцеловал и ушел в свою комнату. Немного захмелев от выпитого коньяка, он сразу уснул, как только прилег на кровать и закрыл глаза. Вернувшегося домой Джареда тоже быстро сморил сон, но все же несколько минут он пролежал, смотря в темный пустой потолок. Перед глазами стоял образ Камилы, той, что так недавно видел на фотографии в доме своего лучшего друга. С этим образом он и погрузился в сновидения.

Глава 7

Зимой рассвет достаточно поздний. Часов у нее не было, но она уже интуитивно могла примерно определять время. Было часов пять или шесть, когда она проснулась. Девушка уже не ежилась от холода и не была голодна, он ей самой позволял растапливать огонь, но сам, разумеется, не забывал о предосторожностях. Еду и воду незнакомец приносил достаточно часто, чтобы пленница не страдала от голода в его отсутствие. Они так до сих пор практически и не разговаривали с того раза, как она забилась в истерике, а он просто выбежал из дома и не возвращался туда несколько дней, как ей показалось, дня три-четыре. В тот день она и сама подумала, что сходит с ума, теряя рассудок. Даже некоторое время спустя, вспоминая тот вечер, девушка как будто видела и слышала себя со стороны – крики и всхлипы сумасшедшей, казалось, даже произносимые не ее голосом. Часто становилось жутко от этих воспоминаний, поэтому девушка старалась как можно меньше думать о тех часах, проведенных словно в забвении. Хотя после той истерики в ней будто что-то прорвалось, лопнуло, так мешавшее ей все это время. Да, она все так же чувствовала и ощущала происходящее, но уже словно издали, не так восприимчиво, по крайней мере, моментами. В ней проснулось нечто похожее на смирение. Больше не хотелось кричать – не было сил, и в дни его присутствия было уже не так страшно. Единственное, что ей оставалось, – это ждать, просто ждать прихода следующего дня, и так каждое пробуждение.

Она не слышала, как он подъехал к дому, слишком глубоко была погружена в свои мысли, но звук глушащегося мотора вернул ее в реальность. «Это он», – почти без эмоций подумала девушка, продолжая сидеть около заколоченного окна, сквозь щели вглядываясь в темноту леса, освещенную еле заметным светом восходящего солнца, отраженного на снежном серебристом покрывале зимы.