Искупление

— Иди отдохни, — я отнес тарелки в раковину, включая воду. Не то, чтобы мне нравилось мыть посуду, или убирать за собой, но я не хотел, чтобы это делала Элиза. Сполоснув тарелки, я разложил их на кухонном полотенце и вытер руки.

— Так что с сеансами? Тебе нужен новый врач?

— Я не хочу нового врача, — отозвалась Элиза, которая устроилась на диване, прикрыв ноги пледом, — но и в Главный центр я тоже не могу ходить. Видимо, мне придется справляться в одиночку.

— Хрена там, — я поморщился, усаживаясь на диван. Элиза подтянула ноги выше и села, подтолкнув за спину толстую подушку, — если надо, я могу сопровождать тебя в Главный.

— Ты готов ходить со мной в Главный центр только для того, чтобы я поговорила с Кэтрин?

— Если тебе это помогает, тогда я буду ходить с тобой.

На лице Элизы отразилась нежность, и мне хотелось навсегда впечатать этот образ в свое сознание. Она продолжала оставаться светлым лучиком в моем мире, несмотря ни на что.

— Спасибо, — она склонила голову на бок, рассматривая меня серыми глазами, в которых отражались сотни эмоций.

Я протянул руку, касаясь ее колена, подсознательно ожидая реакции. Но Элиза даже не дернулась, напряженно наблюдая за тем, как моя ладонь легла поверх пледа, который был накинут на ее ноги.

— Не благодари меня, Элиза. Я не сделал ничего, чтобы заслужить твоей благодарности.

— Тебе так кажется.

Ее дыхание слегка участилось, а румянец пополз ниже, заливая шею и грудь. Мне казалось, что я хожу по тонкому льду, и все может рухнуть от любого неосторожного движения с моей стороны. Поэтому я убрал руку с ее колена и осмотрелся по сторонам, заметив новый холст в углу комнаты, на котором бессистемно пересекались красные линии. Не знаю, что они означают, но красный — это хорошо. Верно? Ну, для меня он хорош, потому что символизирует кровь и насилие. Не уверен, что для нее это имеет такое же значение, как и для меня.

— Новая работа? — я кивнул головой в сторону полотна.

— Нет, это просто мысли, — Элиза дернула плечами, пристально рассматривая работу, затем откинула плед и села ровнее. Она казалась взвинченной.

— Все в порядке?

— Да, — она рассеянно кивнула головой. Бретелька на ее плече поползла вниз, и я подхватил ее пальцами, натягивая обратно. Дыхание Элизы замерло, пока она пристально наблюдала за моей рукой на своем хрупком плече.

Я опустил руку вниз, едва дотрагиваясь до холодной ладони. Они всегда казались ледяными на ощупь, несмотря на высокую температуру на улице. Элиза напряженно сглотнула, ее плечи взволнованно приподнимались от той силы, с которой она втягивала воздух в свои легкие.

Я осторожно провел по ее мягким пальцам своими, более грубыми и мозолистыми, наслаждаясь тем, как ее лицо вспыхнуло, а рот слегка приоткрылся.

Она была прекрасной.

Как гребаная богиня, которая спустилась с неба, чтобы заставить меня поклоняться у своих ног.

Высунув язык, я облизал кончик ее пальца, затем обхватил губами и слегка прикусил. Дыхание Элизы стало прерывистым, ее глаза лихорадочно заблестели, оставаясь прикованными к моему лицу. Я видел, как желание медленно затапливает ее тело, разливаясь по венам и просачиваясь под кожей. Румянец со щек перешел на шею, и мне хотелось провести своим языком, чтобы прочертить ему дорожку, но я одернул себя, призывая к сдержанности, несмотря на то, что ублюдок в моих штанах буквально всеми силами упирался в ширинку. Не сейчас, господи, ты хочешь спугнуть ее или что? Хоть раз прояви чертово терпение, гребаный ты мудак.

Я выпустил указательный палец со своего рта и перешел к среднему, уделяя ему не меньшее внимание. Ладонь Элизы начала дрожать в моей руке, а мурашки поползли вверх, превращая ее соски в тугие горошины.

Мурашки, блять.

Я хочу вцепиться зубами ей в кожу, и поглотить ее мурашки, впитать их в свою кровь, чтобы они разлились внутри моего тела.

Ее реакция на простые касания ставила меня на чертовы колени, и я чувствовал, что начинаю терять свой гребаный рассудок. Слегка прикусив палец, я уловил тихий стон, который вырвался из ее полуоткрытых губ.

Я замер, словно хищник, почуяв добычу.

Мне было мало.

Мало ее стонов, мало ее запаха, мало ее прикосновений. Мне хотелось вытащить из нее все звуки, которые она может издавать, и впечатать их в свой испорченный мозг. Они должны принадлежать мне.

Все, до единого.

Я знал, что скорее всего напугаю Элизу, но то, как она дрожала, широко раскрыв свои глаза, лишило меня остатков гребаного рассудка. Выпустив ладонь, я прижался своим ртом к ее раскрытым губам. Я облизывал, кусал и поглощал ее, как чертов монстр, которым, очевидно, и являюсь. И я не мог, блять, насытиться ее вкусом, ее запахом, и ее чертовски сладким стоном, который служил наградой для меня, когда она наклонила голову, отвечая на мой поцелуй.

Я больше не готов ее отпустить. Я стал зависим от принцессы с двойным именем.