Искупление кровью

Она наконец ступила на землю. Фрэнк взял ее за руку, чтобы приободрить. Официант провел их на террасу. Великолепная беседка над прелестной гладью воды. Место в самом деле чарующее. Марианна села за стол; прямая как палка, она с несоразмерной тревогой вглядывалась в лица посетителей.

— Расслабься, — шепнул Фрэнк, положив ей руку на бедро. — Не то все подумают, что тебя разыскивает полиция…

— Очень смешно!

— Нравится тебе место?

— Да… Но почему они так на меня смотрят?

Фрэнк, в свою очередь, обвел взглядом клиентов.

— Думаю, тебе чудится. Ах, нет… Мужичок слева… С розовым галстуком… Но по-моему, ты ему просто приглянулась.

— Хватит уже! Он пялится на меня потому, что у меня знатный фингал, и спрашивает себя, где он мог видеть эту рожу… И в конце концов вспомнит, что в новостях по телевизору!

— Фингала не видно под очками… И кто тебе сказал, что этот тип смотрит телевизор! Ну же, дыши глубже, пользуйся случаем…

Официант предложил им аперитив. Марианна старалась не смотреть ему в лицо. Копы выбрали себе напитки.

— А тебе, Марианна?

Она вздрогнула. Назвать меня по имени — это додуматься надо!

— Нет, я не буду спиртного…

— У нас есть безалкогольные коктейли, мадемуазель.

— Хорошо.

Официант положил перед каждым меню и удалился.

— Ты мог меня назвать как-нибудь по-другому! — тихо возмущалась Марианна.

— Как же прикажешь тебя называть?

— Не знаю! Но ты бы еще в рупор прокричал, кто я такая!

— Довожу до твоего сведения, что если ты спалишься, то и мы с тобой! Расслабься, все будет хорошо.

Они раскрыли меню, Марианна тоже. Заодно и спряталась за ним.

— Забавно… — заметила она. — Тут цена не указана.

— Это в твоем, — отвечал Фрэнк. — У них тут специальные меню для женщин, где не указаны цены. Правила галантного обращения, видишь ли, требуют, чтобы платили мужчины. Дамам не положено знать цену того, что они выбирают… Так же как мужчина не должен складывать в уме, прикидывая, во что это ему обойдется.

— Дебильные правила! Почему это мужики должны платить? Из чувства мужского превосходства?

Принесли аперитивы. Официант записал заказ. На нем была белая рубашка и галстук-бабочка. Мается, поди, по такой-то жаре. Он смотрел на Марианну так пристально, что это заметили все.

— Для вас, мадемуазель?

Она еще не решила, что заказывать. Взяла то же, что и Фрэнк, чтобы галстук-бабочка поскорей свинтил. Нужно было еще выбрать вино. Этим занялся Лоран. Тип в белой рубашке наконец удалился, и Марианна вздохнула свободно.

— Этот меня точно узнал! Просто глаз не сводит, мать его!.. Вы сами видели, а? Нужно смываться, пока он не вызвал сюда ваших дружков!

— Спокойно! — сказал Лоран, прикуривая сигарету. — Ты себе это вообразила, принцесса…

— Я предупредила вас… Вы хоть стволы-то прихватили, по крайней мере?

— Да как-то нет! — протянул Фрэнк.

— Вы ненормальные!

Марианна тоже закурила. Руки у нее дрожали. Она пригубила коктейль. Просто прелесть. Но все в данный момент отдавало опасностью.

— Итак, Марианна? — приступил Фрэнк. — Расскажи нам, что ты собираешься делать потом… Когда станешь свободной.

— Не имею понятия. Как-то не успела об этом подумать.

— Что ты собиралась делать до того, как попала в тюрьму? Кем хотела стать?

— Ну… Профи… В боевых искусствах.

— В самом деле? Кто бы сомневался, заметь!

— Ну да… Я не так уж скверно училась в школе. Даже неплохо, но… было скучновато. Я себя лучше чувствовала на татами.

— Карате? — предположил Лоран.

— Да.

— Ты получила черный пояс?

— Ага… В шестнадцать лет. Я стала чемпионкой Франции!

Единственное, чем она могла гордиться. Ее единственный почетный титул.

— Чемпионкой Франции среди юниоров, — уточнила она. — Меня должны были взять в сборную Франции, как раз тогда… Но мои старики воспротивились… Уперлись, и все! Гревиль не может стать профи по карате. Только адвокатом, врачом или женой богатого буржуа. Другого выбора нет… Если бы я вошла в сборную Франции, то никогда бы не попала в тюрьму.

— Так-то вот: нельзя препятствовать призванию! — заключил Лоран.

— Ты с ними потом виделась? — спросил Лоран. — С дедом и бабушкой?

Лицо Марианны посуровело. Она закурила новую сигарету.

— На суде. Когда огласили приговор, они… подошли… Выдали мне, что я опозорила семью, запятнала память отца… Потом ни разу не приходили на свидание. Оставили меня подыхать с голоду.

— Но… Разве у тебя не было собственных денег? — спросил Филипп. — Наследства от родителей?

— Были… Но все ушло на судебные издержки… Мне вроде бы говорили, будто этого не хватило, что старикам пришлось раскошелиться… Но с их-то состоянием у них должно было еще что-то остаться! Но я не получила ни одной передачи за четыре года… Ни гроша.

— Как же ты выкручивалась без денег? — продолжал допытываться Филипп.

— Сначала работала. В первом арестном доме — в мастерской, время от времени…

— Что делала?

— Разное… Шила рубашки, собирала детали… Все, что придется. Форестье сначала выдала мне запрет на работу, но, поскольку у меня ничего не было, директриса высказалась в мою пользу.

— Ты шила рубашки? — поразился Лоран.

— А что? Я не похожа на швею?

— И сколько тебе платили?

— Двадцать евроцентов за штуку.