Искушай меня в сумерках

Поппи нисколько не сомневалась, что будет счастлива, выйдя замуж за Майкла Бэйнинга. Он джентльмен симпатичный, разумный, любит повеселиться. И она его любит, пусть эта любовь не пылает огнем страсти, но дарит тепло ровно горящего пламени. Ей нравится характер Майкла, уверенность в себе, в которой нет ни намека на высокомерие. И его внешний вид очень нравится, хотя леди не должна в этом признаваться: густые каштановые волосы, теплые карие глаза, высокая поджарая фигура.

При первой же встрече, слишком легко, в мгновение ока она влюбилась в Майкла.

– Надеюсь, вы не играете со мной, – сказал он однажды, когда они бродили по художественной галерее лондонского особняка во время приема. – Надеюсь, я не ошибаюсь, принимая обычную вежливость с вашей стороны за более сильные чувства. – Они остановились напротив большого пейзажа, выполненного маслом. – Правда в том, мисс Хатауэй... Поппи... что каждая проведенная в вашем обществе минута дарит мне такое наслаждение, что я с трудом переношу время, когда я не с вами.

Поппи с удивлением поглядела на него и шепнула.

– Как такое возможно?

– Что я люблю вас? – в ответ прошептал Майкл, и его губ коснулась робкая улыбка. – Поппи Хатауэй, вас невозможно не любить.

Она прерывисто вздохнула, до краев наполненная счастьем.

– Мисс Маркс никогда не рассказывала, как в такой ситуации должна вести себя настоящая леди.

Майкл улыбнулся и наклонился чуть ближе, словно доверяя очень важную тайну.

– Могу я предположить, что вы осторожно поощряете меня?

– Я тоже люблю вас.

– Не слишком осторожно с вашей стороны, -его карие глаза блеснули, – но как мне приятно это слышать.

Ухаживание велось крайне осмотрительно. Отец Майкла, виконт Андовер, всячески оберегал своего наследника. Сын отзывался о нем, как о прекрасном, но очень строгом человеке.

Майкл попросил больше времени, чтобы найти подход к виконту и убедить его в правильности выбора своей невесты. Поппи готова была дать Майклу столько времени, сколько потребуется.

Остальные Хатауэи оказались не настолько сговорчивыми. Они считали Поппи настоящим сокровищем, заслуживающей открытого и честного ухаживания.

– Не лучше ли мне обсудить этот вопрос с Андовером? – советовался Кэм Роан с родными, которые в полном составе расположились в гостиной их апартаментов в отеле. Откинувшись, он сидел на диване рядом с Амелией, укачивающей шестимесячного сына. Когда малыш подрастет, его имя для gadjo - этим словом цыгане называли не цыган – будет Ронан Коул, но в семье его называли цыганским именем Рай.

Другой диван занимали Поппи и мисс Маркс, а Беатрис расположилась на полу у камина и играла с любимой ежихой Медузой. Доджер дулся в корзине неподалеку, наученный нелегким опытом, насколько неблагоразумно сталкиваться с Медузой и ее иголками.

Задумчиво хмурясь, Поппи подняла глаза от своего рукоделия.

– Не думаю, что это поможет, – с сожалением сказала она мужу сестры. – Я знаю, насколько убедительным ты можешь быть, но... Майкл очень настойчив в том, что только он знает, как следует обращаться с отцом.

Кэм снова задумался. Со своими темными и слишком длинными волосами, кожей цвета темного меда и искрящимся в одном ухе бриллиантом он больше походил на языческого принца, чем на бизнесмена, заработавшего состояние на инвестициях в производство. Со дня женитьбы на Амелии, он по существу стал главой семьи Хатауэев, которую называл "своим табором".

– Маленькая сестренка, – сказал он Поппи спокойным голосом, хотя глаза светились решимостью, – как говорят у цыган, "без солнечного света дерево не принесет плодов". Не вижу причины, почему Бэйнинг не попросит разрешения ухаживать за тобой и не делает это открыто, как остальные гаджо.

– Кэм, – осторожно ответила Поппи. – Я знаю, что у цыган более... более откровенный подход к ухаживаниям...

Амелия постаралась подавить смех. Кэм подчеркнуто это проигнорировал. Самой озадаченной выглядела мисс Маркс, которая понятия не имела о цыганских традициях ухаживания, часто сопровождающихся кражей невесты прямо из ее постели.

– Но тебе не хуже меня известно, – продолжила Поппи, – что британские пэры используют более деликатные методы.

– На самом деле, – сухо уточнила Амелия, – из того, что мне довелось увидеть, британские пэры договариваются о браке с теми же романтическими чувствами, с которыми заключают банковские сделки.

Поппи бросила на сестру хмурый взгляд.

– Амелия, ты на чьей стороне?

– Для меня в этом разговоре все стороны за тебя. – Синие глаза сестры были полны беспокойства. – И потому мне не нравится такое ухаживание: прибываете на вечера раздельно, он никогда не берет тебя и мисс Маркс на прогулки. Это несет оттенок неуважения, смущения, постыдной тайны.

– Ты говоришь о намерениях мистера Бэйнинга?

– Вовсе нет, но мне не нравятся его методы.

Поппи вздохнула.

– Я – необычный выбор для сына пэра, и потому мистер Бэйнингу приходится действовать с осторожностью.

– Ты самая подходящая для замужества персона из всей семьи, – возразила Амелия.

Поппи бросила на нее хмурый взгляд.

– Едва ли есть чем хвастаться, будучи самой подходящей из Хатауэев.