Искушая судьбу

Нет, Кулхевен не изменился. Несмотря на эту войну и все вызванные ею смерти, его прекрасные серые стены продолжали стоять и, хотя внутрь его вторглись враги, он по-прежнему оставался тем же сказочным замком, которым был для нее всегда.

Нет, все же кое-что изменилось, поняла она, когда карета объехала замок и показался его фасад. К западной стороне было пристроено новое здание, более современной постройки, сложенное из скрепленного известью красного кирпича, с высокими застекленными окнами и широкой пологой парадной лестницей, ведущей к двустворчатой двери, такой непохожей на привычную с детства тяжелую деревянную дверь с опускающейся решеткой перед ней. По обе стороны двери стояли кариатиды, изображающие Афродиту и Афину, а ведущую к ним лестницу охраняли два каменных льва с поднятыми головами, как бы готовые прыгнуть на непрошеного гостя.

Непонятно почему, но после того как Мара из окна кареты увидела Кулхевен стоящим на своем месте, она решила, что он остался прежним, и теперь, при виде его нового облика, в ней что-то дрогнуло.

Но спустя мгновение все опять встало на свои места.

При виде своры лающих серых овчарок, мчавшихся навстречу приближающейся карете, Мара тут же вспомнила, зачем она здесь находится. Несмотря на все перемены, это был Кулхевен, Кулхевен, который бесспорно и по праву принадлежал ей. Ее семье. Ее прошлому. И никто, даже сам Оливер Кромвель, не имел права отобрать его у нее.

– Он изменился, – сказала Сайма, как бы прочитав ее мысли.

Только тут Мара заметила, что ее служанка уже проснулась.

– Да, но по крайней мере они не разрушили его до основания, как замок Кланнис. Оставили все как есть, даже развалины разрушенной башни. И кроме того, не кажется ли тебе, что новое здание смотрится, скорее, как пристройка к старому Кулхевену и не затмевает его?

И вновь, что за последние два дня вошло уже у нее в привычку, Сайма ответила Маре молчанием, как бы говоря, что девушке никого не удастся обмануть своими словами. Маре была ненавистна сама мысль о том, что служанка права, но она не могла позволить, чтобы подобное незначительное изменение повлияло на ее планы.

Да и могла ли она рассчитывать на то, что Кулхевен останется совершенно неизменным? Почти десять месяцев защитники замка выдерживали осаду, удерживая солдат Кромвеля, сбрасывая камни и горячие уголья из очагов на головы осаждающих, пытающихся, используя свои раздвижные лестницы, взобраться на стены. Однако, несмотря на их яростное сопротивление, в одну ненастную ночь кромвельцы, захватив ворота, наконец взяли замок штурмом. За прошедшие с тех пор годы, пока ее здесь не было, многое могло бы случиться такого, что изменило бы его облик. Многие пытались разрушить замок, но, несмотря на все перемены, он всегда будет жить в ее сердце.

Мара закрыла глаза и попыталась представить себе Кулхевен таким, каким он остался в ее памяти, Кулхевен, который она любила больше всего на свете. Она глубоко вдохнула воздух, наполненный ароматом цветущих вишен и лип, стройными рядами тянувшихся вдоль узкой дороги.

Наконец-то она была дома, в этом царственно-величественном каменном замке, в котором она родилась, по которому, преследуемая по пятам Саймой, бегала, прячась в каждом укромном уголке и карабкаясь вверх по сотне ступеней, ведущих на вершину Кровавой башни.

Той самой башни.

Лишь только в памяти Мары всплыло это древнее название, у нее перехватило горло. Никто с уверенностью не мог сказать, когда башня получила свое зловещее название. Все прошедшие столетия это было, пожалуй, единственное место в Кулхевене, всегда ассоциирующееся с несчастьями и трагедиями. Из поколения в поколение среди обитателей замка передавались истории о безвременных смертях неких злосчастных индивидуумов, всегда неким мистическим образом связанных именно с этим местом.

Однако, будучи даже совсем еще маленькой, она никогда не боялась башни – ее зловещее прошлое не имело к ней никакого отношения. Ее брат Оуэн часто старался напугать ее историями о злых духах, но она только смеялась над ним и никогда не верила этим историям. До самого последнего дня ее пребывания в Кулхевене, когда солдаты все-таки сломили защиту замка и все пророчества о башне воплотились для нее в реальность.

Она и сейчас отчетливо помнила, как ее мать, красавица Эдана, названная так в честь жившей в шестом веке ирландской святой, с ее огненно-рыжими волосами, развевающимися позади нее как пламя костра, с презрением отвергла приказ победителей спуститься вниз и сдать Кулхевен. Когда вражеские пушки были уже наведены на каждую из дверей, Эдана отвела Мару и Оуэна, младшего из трех братьев и единственного оставшегося в живых, в сторону.

– Дети мои, – сказала она, крепко прижимая их к груди, – вы должны обещать мне, что, если этой ночью замку суждено будет пасть, в один прекрасный день вы вернетесь сюда, чтобы потребовать его обратно и отомстить тем, кто захватит его. Вы должны обещать, что вернете эти земли в законное владение Диспенсеров.

Потому что, если вы не сделаете этого, Кулхевен исчезнет с лица земли.