Искушение

Последнее время Виктор Муравьев часто уединялся с Симочкой Пустовойтовой. Они курили и о чем-то горячо беседовали. Симочка, беседуя с мальчиком, имела привычку будто невзначай класть ему руку на плечо и приближала лицо на расстояние спичечного коробка. Несколько раз Надя замечала, как они вдвоем пили кофе в буфете на втором этаже. Виктор улыбался, слушая птичье воркование Симочки Пустовойтовой, и казался вполне довольным судьбой. «Что ж, — красиво грустила Надя, — вот она какая — мужская любовь и верность. Да и то подумать, кто может устоять перед чарами Симочки Пустовойтовой? Обаятельнейшая, удивительная девушка, у нее три «хвоста», возможно, скоро ее турнут отсюда, а она и в ус не дует. На ее месте я бы с ума сошла от страха, а она наслаждается жизнью и увела у меня почти любимого юношу».

Под локоть ее толкнула Нина Клепикова, подруга:

— Надь, пойдем куда-нибудь сходим после лекции?

— А куда?

— Ну никуда. Развеемся.

— Нет, Нина, я поеду домой… Как ты думаешь, Муравьев скоро женится на Симочке?

Нина, девушка серьезная, начитанная и далекая от пошлых увлечений, испуганно вскинулась:

— С чего ты взяла? Симка — полная кретинка.

— Но они же дружат.

— Не похоже. Да ты смеешься, что ли, Надька?

— Какой тут смех. Он прежде мне симпатизировал, а теперь с Симой дружит. Мне тяжело это видеть, Нина. Я переживаю.

Нина сказала:

— Иногда я не могу понять — шутишь ты или серьезно.

— Ты святой человек, подружка. С любовью не шутят.

— Не стоит нам заниматься всякой ерундой, — убежденно шепнула Нина.

— Верно, подружка, — согласилась Надя, — пускай весь мир ошалеет от страстей, а мы с тобой будем зубрить постылую науку… Но разве ты не чувствуешь, что скоро весна?

Нина чувствовала. Глаза ее затуманились, и на щеках выступил легкий румянец.

— Я уже свое отлюбила, Наденька. Надолго теперь обожглась. Ты же знаешь!

Надя знала о сумасшедшем романе подруги, которая чуть не вышла замуж в десятом классе. За учителя географии. Но их разлучили злые люди. И учитель географии, проклиная судьбу, жену и педсовет, перевелся в какую-то другую школу, исчез. А она две недели после скандала провалялась в горячке и однажды серым утром разбила два градусника и выпила ртуть.

Когда девушки покидали факультет, дорогу им преградил Венька Марченко, нахальный и строгий.

— Хорошо, что я вас поймал, — сказал он. — Вы-то мне обе и нужны.

— Зато ты нам нисколько не нужен, — отрезала Надя, и подруга ей поддакнула да еще попыталась пихнуть Марченко спортивной сумкой, в которой носила учебники.

Но Марченко в узком проходе стоял богатырски.

— Я вас, между прочим, не по личному делу искал, а для серьезного общественного разговора.

— Ха! — сказала Надя. — Хочешь кляузу какую-нибудь нам припаять. Что мы, тебя не знаем, что ли? Тебя, Венька, старостой деканат назначил, поэтому ты особенно не выпендривайся. У товарищей ты не пользуешься авторитетом.

— Почему? — озадачился Марченко.

— Потому что следишь за всеми, как ищейка, и неожиданно загораживаешь дорогу. Вот почему.

— Зачем ты мне, Венька, проставил вчера прочерк в журнале? — добавила Нина. — Я на семинар опоздала, да, но все-таки пришла. А ты мне прочерк проставил, точно я прогуляла.

— Я отмечаю в самом начале, кто отсутствует.

— Не всех, — сказала Надя. — Симочка Пустовойтова два дня прогуляла, а у тебя везде плюсы стоят. Смотри, Марченко, скоро тебя разоблачат.

— Отойдем, — буркнул староста, смутившись. — Здесь не место языком трепать.

Прошел мимо Виктор Муравьев, на ходу поправляя воротник пальто у Симочки Пустовойтовой. На Надю взглянул исподлобья и без всякого выражения.

— Ты ей шарф свой отдай, — успела посоветовать Надя. — На улице прохладно.

Виктор тут же стянул с себя шарф и набросил на плечи задорно хохочущей Симочке.

— Пойдем, Надь, — потянула подруга. — Пойдем с этим типом, иначе от него не отвяжешься.

Они зашли втроем в пустую аудиторию. Марченко взгромоздился за стол преподавателя.

— Мне начхать на ваши шуточки, девочки, — хмуро объявил он. — Да, я веду журнал учета — это мне поручили. Интересно, если бы тебе поручили, Кораблева, ты что бы сделала? Отказалась? Сожгла журнал?.. Или любому другому… Кое-что я скрываю, когда можно. И делаю это для вас же, для группы. Рискую, кстати, я один, больше никто.

— Благодетель наш! — съязвила Надя. — Он рискует, Нинка, а мы не ценим. Он своей молодой жизнью рискует. Благородный герой!

— Ты против дисциплины, Кораблева? — спросил Марченко. — Против? Тогда заяви об этом на комсомольском собрании, открыто и честно. Или это тебе не подходит?

— Ты зачем нас задерживаешь, Венечка? Мы очень устали после напряженного учебного дня.

Марченко сказал со страстью, неожиданной в этом розово-благополучном человеке:

— Надоело ваше школярство, ей-богу! Пора уж повзрослеть. Вы хоть понимаете, кто вы такие?

— А кто? Нина, мы кто?

— Ему видней, он староста. Ему, наверное, сказали чего-нибудь про нас по секрету. Кто мы, Вениамин?

— Вы студентки лучшего в стране вуза. Будущая интеллигенция. Это же надо сознавать.

— Веня, у тебя случайно нет температуры?