Тот стянул с узкой вытянутой приплюснутой с висков головы чудом удержавшуюся кепчонку. Вывернул наизнанку, вытер струившуюся с носа кровь.
— Понял, командир. Но за мной не заржавеет.
— Если очень понравилось, всегда можно добавить. Только намекни. Таких как ты, что в Афгане, что здесь всегда обихоживаю с одинаковым удовольствием. — Заверил длинного.
— Вопросы? Пожелания? Замечания? — Спросил у компании, но дружки только молча покачали головами, стараясь переварить полученную информацию. — Тогда — пока, и чтобы вашего духа около машины не было.
— Начальник… — Начали канючить бухарики, но я не собирался дискутировать со столь привлекательной публикой и пошел к своему подъезду, решив оставить вопрос о перышках открытым. Возможно длинный случайно воткнул в колесо первые попавшиеся под руку колющие предметы, мстя за отказ пить вместе с его компанией, если нет, то дело конечно серьезнее.
Через день почтальон принесла мне маленькую деревянную посылочку с обратным адресом гарнизонного городка и незнакомой фамилией отправителя. В посылочке лежали аккуратно переложенные бинтом ключики от моих ящиков, стянутые аптечной резинкой сиреневые купюры и письмо на страничке вырванной из офицерского блокнота.
Занявший мою жилплощадь лейтенант еще раз приносил извинения за доставленные неудобства, за вольное обращение с моими вещами. Благодарил за деньги, но взять их отказался. — Мы с женой, — писал он, — люди хоть бедные, но честные. Пусть из детдома, пусть нет никого родных, но чужого и лишнего не возьмем. И Вы нам, простите, человек тоже чужой. И денег нам за то, что мы вещи сложили, не надо. Всего в жизни добивались, пусть не легко, но сами, своим трудом, своим потом. Понимаю, что дали Вы жене деньги от жалости, увидев нашу скудную обстановку, но делать этого не следовало. Это нас обидело. Далее следовало пожелание успешного продолжения службы в Афганистане и благополучного возвращения на Родину с победой.
Прочтя письмо не почувствовал укора совести или стыда, ведь деньги оставил от чистого сердца, хотел чем-то помочь молодой семье. Кто-же виноват, что жизнь одела их в защитную кожуру, научила с опаской относиться к людям, замкнула в свой маленький, огороженный от всех, мир наприятия и непонимания? С другой стороны, лейтенант оказался гораздо более благородным человеком и офицером, чем это показалось с первого взгляда. Счастья тебе и удачи, лейтенант.
Поискал глазами бутылку. Плеснул в стакан. Покачал его перед собой…. и вылил недрогнувшей рукой в раковину. Пить неожиданно расхотелось и даже сам вид водки маслянисто плещущейся в бутылке стал противен. Поколебался минуту и отправил в раковину остальное содержимое недопитой бутылки. Повязал полотенце и начал генеральную уборку квартиры.
Вечером того же дня пришли Димыч с Васей. Настроены решительно, по боевому. Видно, что заявились для жесткого разговора о моем позорном поведении, беспробудной пъянке логически переросшей в драку с дружками-алкоголиками. Видимо такова оказалась дворовая интерпретация происшедшего возле доминошного стола. Пройдя по убранной, протертой, пропылесосеной квартире и не заметив следов пъяного разгула они несказанно удивились. Принюхивались между делом, невзначай к моему дыханию, но и оно стало к тому времени если не идеальным, то уже вполне терпимым. Лицо, с которого я соскреб многодневную щетину смотрелось далеко не фотогенично, выглядело немного припухшим, противным мне самому, но все же разительно отличалось от мордашек стучавших костяшками во дворе.
— Изволь объяснить своим друзьям драку с алкоголиками. — Не выдержал Вася.
Попытался рассказать, объяснить, что меня возмутило во всей этой истории с перышками. Ребята только сокрушенно покачали головой.
— Не волнуйтесь, парни. Все будет в порядке. И не бойтесь, пить уже бросил. Это позади. Все.
— Что планируешь, майор, на остаток отпуска? Ведь лето на носу?
— Надо подумать. Может махнем куда нибудь все вместе?
— Хорошо бы, но… — Вася пожал плечами, — Экзаменнационная сессия, вступительные экзамены, отпуск жены, каникулы дочки… этсетера, этсетера. — Развел с грустным вздохом руками. — А вот Вам ребята, сам Бог велел оседлать железного коня и поколесить по дорогам. Подумайте! Сначала в Киев. Посмотреть Софийский собор, Лавру, музеи, Крещатик, памятники…. и обязательно Бабий Яр. Обязательно. Я читал Евтушенко, Кузнецова…. здоровый мужик, а тут глаза стали мокрыми… и в груди… Обязательно Бабий Яр.
Вася, единственный посвященный в мою историю, тактично подсказывал, направлял.
— Потом — через Белоруссию, заповедными лесами по Ленинградскому шоссе до Пушкинских гор, Святогорского монастыря. Поклониться Пушкину. Возьмите с собой томик стихов, — он мечтательно закрыл глаза, — поставьте машину, пройдите неторопясь к Михайловскому, по аллеям, тропам, выйдите к любимой скамейке поэта или на поляну под вековые деревья и читайте стихи…. Прекрасно!
Василий Александрович воудушевившись вскочил на ноги, начал расхаживать по комнате излагая нам невероятное, удивительное путешествие.