Искушение

Судьба разрешила все просто. На наш вопрос в кассе Ялтинского порта только неопределенно пожали плечами, сказав, что билеты распроданы на месяц вперед и свободных мест в обозримом будущем не предвидется.

В результате мы покорили Одессу не с парадного, морского, а с пыльного черного, сухопутного рабочего подъезда. По когда-то, в очень давно забытом прошлом, мощенной булыжником, а ныне совершенно раздолбанной улице имени Пастера доковыляли до старенького, серенького особнячка, сохранившего еще следы былой респектабельности. В добрые старые времена это видимо был приличный дом для состоятельных жильцов средней руки. Врачей, фармацевтов, попечителей учебных и богоугодных заведений. Теперь в нем проживали счастливые граждане веселой Одессы различных национальностей, вероисповеданий, положений в обществе. От довольно видных, до самых старающихся стать незаметными. Объединяла всех видимо только общая любовь к родным стенам и ненаглядной Одессе. Больше ничем это странное стремление жить именно в данной географической точке, на мой взгляд, оправданно не было.

Матеря на чем свет стоит Одесских градоначальников, отчаяно крутя из стороны в сторону баранку, преодолев все колдобины и выбоины, кучи приготовленного видимо еще в прошлом веке для ремонта дороги гравия и булыжника, мы остановили машину возле заветных окон. Как только заглох двигатель, немедленно будто по команде распахнулись все окна дома. В каждом, обрамленная рамой и задрапированная шторой, появилась уникальная личность и принилась услух обсуждать машину, нас, наши рожи, одёжу, сумки, к кому это нас принесло, надолго ли… ничуть, впрочем, не стесняясь присутсвием обсуждаемых субъектов.

Зная по наслышке своебразность населения Одессы, мы постарались как можно быстрее скрыться в парадном, не вступая ни в какие словопрения с аборигенами.

Первым, на правах родственника, шмыгнул в темное словно нора бурундука дупло парадного Димыч. Раздался короткий испуганный вопль и дрожащий голос Димыча из темноты предостерег меня от дальнейшего движения в потемках. Я остановился, давая глазам возможность адаптироваться к полумраку. Пол в подъезде практически отсутствовал. Его просто не существовало. Только концы обломанных, черных гнилых досок с ободранной краской. Передо мной смутным силуэтом виднелась балансирующая на крае провала фигура Димыча. Ухватившись руками за какие-то нелепо натянутые вдоль стен веревки и связки канатов он завороженно смотрел на зацепившуюся ручкой за слом доски сумку с подарком для тетушки. Сумка легко покачивалась, готовая в любой момент продолжить полет в преисподнюю.

— Что же это такое? — Вопрошал Димыч невидимую публику трагическим голосом.

— Та ничого! Це такэ зробылося. Мы вже привыклы. — Раздалось из-за приоткрывшихся дверей. — Мы же хотели вас прэдупредить, так вы торопилысь, як ти скажени, людэй нэ слухалы!. Да вы не волнуйтесь. Если у сумке нет чего съедобного — то крысюки ее и не тронут.

— Крысюки… — повторил тихо Димыч.

— Но если она скажем натуральной кожи, тогда конечно, могут погрызть… - уточнила голова из двери второго этажа.

— Да вы не переживайте так. Прийдет дядя Вася-слесарь и достанет вашу сумочку.

— А почему же вы не закрыли парадную дверь, не поставили ограждения? — Поинтересовался Димыч, прекратив балансировать и отступив ко мне на пятачок тверди перед дверью. — Надо сообщить домоуправу, вызвать ремонтников.

— Нет, посмотрите на него! Люди! Мы жэ тебя ждали!… То мы сразу и сделали, немедленно як провалилась первая доска. Три года назад.

— Три года?

— Три года, молодой человек, три ровненьких года. Пришла комиссия и выписала смету на ремонт доски. Через полгода проволилась цельная секция. А тут к слову сказать и ремонтники с доской пришли… Очень ругались… Очень! Снова пришла отая комиссия, посовещалась и выписала наряд на ремонт секции… Ну вот теперь мы ждем пока усе вже провалится, тогда наряд на это усе и выпишут — сразу. — Сообщил жизнерадостный жилец третьего, последнего этажа.

— А ходите то вы как?

— А мы попривыкли, по над стеночкой, держась за веревочки. Тут главное вниз не смотреть. Так оно и не страшно… Особо если сухая погода.

Димыч распластался на полу, я зажал руками его ноги. Остатки пола предательски сипели и выгибались, но Димыч миллиметр за миллиметром продвигался к цели. Медленным движением, словно минер около взрывателя тонной бомбы он поднес пальцы к ручке сумки. Обхватил ими кожанный простроченный ободок и прошептал мне — Тащи медленно, без резких движений. Все это действо происходило под непрервыный комментарий присутствовавших жильцов. Одни сообщали на верхний этаж о ходе операции, живо описывая все происходящее как Синявский спортивный матч в Лужниках. Другие причитали что под незваными пришельцами провалятся последние остаточки пола и нельзя будет даже выйти в булочную или на работу. Третьи заявляли, что это — хорошо, потому, что уж теперь точно комиссия выпишет наряд на усе.