Искушение

Женщины разных возрастов, красивые и не очень, стройные и полные, продавали тела всем желающим. Кто за валюту, кто за рубли, кто за стакан водки или бутылку пива. Совсем молоденькие девчонки подмигивали, отзывали в сторонку, жестами показывали какого рода услуги быстро и недорого могут оказать в ближайшей подворотне. Становилось страшно. Россия пропадала.

В подземном переходе неожиданно столкнулся с бывшим сослуживцем по полку стратегической авиации. В старой, обтерханной по краям шинели, с обвисшими погонами, тусклыми пуговицами, в явно неуставных теплых, давно не видевших щетки и крема ботинках, вчерашний сверхсекретный небожитель смотрелся словно карикатура на самого себя. Ранее в таком виде летчики не позволяли себе выносить мусор в военном городке. Мы отошли в сторонку и закурили.

Невеселый наш разговор проходил на фоне слезливых речитативов попрошаек, аккордеонных всхлипов, шаркания подошв молчаливой, серой, недоброжелательной, угрюмой толпы. Рассказал ему немного о себе. Об Афгане, Кавказе, фактическом уходе из армии. Сослуживец только горестно, безнадежно махнул рукой.

— Ну я в армии. Что толку? Довольствие не платят по три месяца. И это еще считается хорошо. Нас все таки пока ценят. Привечают на всякий случай. Изредка даже летаем. Поддерживаем форму. Да и бытовые условия получше чем у других родов войск. Сегодня ты не узнаешь гарнизон. Денег на ремонт никто не выделяет, дома обветшали. Трубы текут. Стены трескаются. Офицерское общежитие вообще в аварийном состоянии. Окна перекосило, туалеты не работают. Полы прогнили. Крысы шастают. Мерзость и запустение… Как впрочем и всюду. Но в армейских частях еще хуже. Довел Борька страну и армию до ручки. Офицеры уже стреляются — нечем детей кормить. На хлеб, мать его разтак, денег не хватает.

— Встретил на днях возле базара друзей. — Продолжил сослуживец. — Вместе Суворовское заканчивали. Их часть вывели из Западной группы войск. Обещали — в новый городок, построенный на деньги немцев. Всем женатым офицерам — отдельные квартиры… Райские кущи. Соцкультбыт. Торговый центр. Дивизия в Восточной Германии все шустро побросала. То есть немцам оставила. Домой побыстрее, в новые квартиры захотелось. Ну, естественно, начальство в накладе не осталось. Да и офицеры прибарахлились немного. Машины подержанные купили — Ауди, Опели, даже Мерседесы. Приехали, А тут — нате вам… Чистое поле, а вместо домов столбики с номерами. Местные деловары постарались. Денежки тю-тю….

— Так и живут. Начальство, никто и не сомневался, в соседнем городе жилье быстренько получило. Как же, как же — демократияс. Мать ее… Офицеры с семьями расположились в корпусах вертолетов и транспортных бортов. О полетах и боевой учебе даже говорить не приходится. Денег не платят. Вот бедолаги пока привезенное на барахолках толкают. Потом очередь до машин дойдет…. В конце-концов, глядишь и вретолеты толкнут, а сами разбредутся кто куда. Гвардейский штурмовой полк. Гордость авиации. Служить там раньше за честь считалось…. Может и на бомберы покупатель сыщется, а? Загоним за милую душу, со всем комплектом ракет и бомб…

Он смачно харканул под ноги. Не расчитал немного и плевок попал на ботинок. Знакомый машинально потер заплеванный мысок кожи о штанину.

— Мой полк тоже раньше назывался штурмовой, гвардейский — Меланхолически уточнил я. — Три последних вертолета со стопроцентной степенью износа достались новоявленной армии великой независимой державы.

— Вот, — Знакомый боязливо осмотрелся по сторонам. Снизил до шепота голос. — Со стопроцентным износом! А в авиации, что твориться? В стратегической, дальнебомбандировочной! Все более-менее новое, современное режут автогеном, распродают, растаскивают, просто уничтожают на металлолом, вроде по договору. Оставляют старый хлам, вроде твоих вертушек. На нем не то, что воевать, просто летать опасно! Но, — он предостерегающе поднял палец, — это между нами. Даже в нашем полку это происходит. Во всей дивизии. Самые новые машины перегнали на Украину. Они там и застряли. Жуть, что творится.

— Ты тут в командировке?

Знакомый рассмеялся. — Какие теперь командировки. Оглянись! Просто отпросился у командира. Ему, что, больше всех надо? Все равно делать нечего. Отпустил на неделю. Кое-что толкнул… — Он прервал смех и сказал тихо. — Мне для ребенка лекарства купить нужно было… В военную гостиницу не устроился, там теперь полно азиатов с товарами. Ночевал… на вокзалах…

В уголке глаза показалась мутная слеза. Он стряхнул ее грязноватым, немытым пальцем, оставив на скуле около виска чуть более светлое чем остальная повержность, пятнышко кожи. Сжало сердце. Стало до одури жалко давнего знакомца. Офицера. Человека, призванного защищать страну… А себя, не жалко?… Армию?… Державу?

Эх, Борис, Борис… Нежели и ты обманул. В пьяном бреду довел страну до ручки. Не лег на рельсы, как обещал… Может ты действительно был не прав?… А? Если это так, то слово демократия вновь на десятки лет станет на Русси синонимом лжи, низкого обмана, прохиндейства и тупости… Бранным словом. Бедная, несчастная Россия…