Искушение

— В 15.15 я подъехал и встал в условленном месте. Бак был полностью заправлен. Я не спускал глаз с бокового выхода больницы. И без пятнадцати четыре, а может быть, чуть позже, речь об одной или двух минутах, позади меня остановился черный лимузин. Я не знал» как отнестись к этому. Вышел из машины. В тот момент из машины вышел какой-то человек и очень быстро пошел вниз по улице, спиной ко мне. Он не обернулся, поэтому лица я его не видел. Это был высокий мужчина в сером костюме и шоферской фуражке. Возможно, на нем была униформа, но не ручаюсь. Он нес небольшую сумку. Потом задняя дверь лимузина открылась, и я увидел Винса. Он был весь в крови. Оказалось, он был ранен в бедро и плечо. Он мог двигаться — настолько, чтобы перебраться в мою машину. Он потерял много крови и обессилел, но настаивал на том, чтобы мы выбрались из города как можно скорее. В лимузине был большой черный металлический кейс, который я по его просьбе перенес в багажник моей машины. Наши дорожные чемоданы были погружены около полудня. Винс дал мне флакончик с бензином и приказал с его помощью стереть с дверцы лимузина герб, наклеенный поверх ее. Я это сделал и выбросил флакон с оставшимся бензином в кювет. Потом мы в спешке покинули город.

Я рассказал им о том, как оказал Винсу первую помощь, назвал места наших остановок, сказал, с какой скоростью мы передвигались. Ничего не скрывая, поведал о том, как Винсу сделалось худо, о визите врача.

— Однако… Вы не могли не слышать об убийстве Сарагосы. Пресса и радио сообщали тогда достаточно подробностей, — нельзя было не связать это происшествие с вашим другом. Вы не спрашивали его обо всем этом? Ведь ничего подобного, кажется, ваша договоренность все-таки не предусматривала? Или…

— Нет, конечно. То есть да, я его спрашивал. Он уверял, что не причастен к убийству Сарагосы. Вот его подлинные слова: «Нашелся кто-то, кто независимо от меня натолкнулся на эту идею».

— Какую идею?

— Присвоить то, что было у Сарагосы.

— Черный кейс?

— Полагаю, что так.

— Бискай сказал, что там, в кейсе?

— Нет. Знаю только, что он был невероятно тяжелым.

— Когда он с вами расплатился?

— В первую же ночь после Тампы. В Старке, Флорида.

— Вам не приходило в голову, что в черном кейсе могут быть деньги?

— Приходило. Но для этого он был все-таки чересчур тяжел.

— Называл ли он какие-либо имена?

— Да. Он называл женщину по имени Кармела. Я потом прочел в газетах, что она погибла при аварии самолета. Он сказал, что самолет этот принадлежал человеку по имени Мелендес. Винс на него работал.

— Другие имена?

— Возможно, и называл. Но мне не запомнилось ни одно.

— Киодос — это имя вам ничего не говорит?

— Н-нет. Во всяком случае, не могу вспомнить.

— В каких купюрах он рассчитывался с вами?

— Это были стодолларовые банкноты. Двести пятьдесят сотенных. Он сказал, что ими можно расплачиваться где угодно. Деньги настоящие, притом не меченые, их номера нигде не зафиксированы.

— Но до Атланты он так и не добрался?

— Нет. Раны были слишком тяжелы для того, чтобы лететь самолетом, как он собирался.

— И тогда вы предложили ему свое гостеприимство? Я постарался изобразить на моем лице смущение.

— Предложением гостеприимства это, пожалуй, нельзя назвать. Укрыть его у себя означало рисковать, и я считал, что подобный риск должен вознаграждаться. Мы поторговались и сошлись на том, что за предоставленное убежище он приплатит мне еще двадцать тысяч. Я настоял на формуле — деньги вперед.

— Ив каких купюрах?

— В тех же. Сотенных.

— И даже после этого вы не заподозрили, что в черном кейсе могут быть деньги, большие деньги?

— Нет, почему же. Теперь я был в этом почти убежден.

— А вы его не спросили?

— Спрашивал неоднократно. Но он не отвечал ни «да» ни «нет». Я даже пытался заглянуть в черный кейс, когда он забылся, но замки были заперты, а ломать их я не решился. В конце концов, он остановился именно на мне, потому что безраздельно мне доверял. И не ошибся при этом. Я… я относился к нему с пиететом. До того как он сбежал с моей женой.

— К этому мы вернемся несколько позже, Джеймсон. Теперь же попробуем рассмотреть повнимательней события в Тампе. Расскажите все, что вы можете вспомнить о них. Прежде всего хотелось бы знать, был ли Бискай настороже, ожидал ли, что его станут преследовать?

— Мне показалось, что он нервничает.

— Почему? В чем это выражалось?

Так проходил допрос. Я держался своей версии о незнакомце в шоферской фуражке. Полной уверенности у меня не было, но думается все-таки, что оба допрашивающих это проглотили. Пока все, что я рассказывал, не расходилось с истиной, мне было легче. Теперь приходилось остерегаться на каждом шагу. Но я старался производить впечатление полной искренности, такой же, как при рассказе о наших давних подвигах. Когда они начинали сомневаться в сказанном или же мне казалось, что это так, напряжение становилось почти непереносимым.