Искушение архангела Гройса

Вскоре я узнал, что такое буря в этих краях. Небо потемнело за считаные минуты, поля пришли в движение, переливались желтыми волнами, над головой закачались вековые дубы. Я ехал по проселкам до городка со смешным названием Каменюки. Смотрел, как аисты укрываются в гнездах, как готовятся к приближающейся грозе кони и козы, оставшиеся на привязи. Их было жалко. Они вздрагивали, но спастись от ливня не могли. Дождь ударил сразу со всех сторон, обрушился водопадом, ошеломил. Продолжительный ливень вперемежку с градом. Белый, парящий. Помню ощущение опустившейся пелены. Температура воздуха понизилась в два раза, чему нельзя было не обрадоваться: жара последних недель достала всех. Сидя в машине, я этих перепадов не чувствовал. Температура окружающей среды высвечивалась на передней панели авто. Глянул на часы. 11:09. Мне что-то это напомнило. Шум дождя и града нарастал, машину бешено трясло на ухабах. Вскоре передо мной выросли громады хлебоуборочных комбайнов. Они двигались медленно, как доисторические мамонты; объехать в таком дожде их было невозможно. Я не понимал, что происходит на встречке. Мгла, белая тьма. В таком режиме мы добрались до Дмитровичей, пока драндулеты не свернули на боковую дорогу. Я жевал яблоки господина Гонителя; многие из них оказались червивыми.

– Садись, мужик, нам по пути. – Я и сам не ожидал от себя такой сердобольности, но слишком сильный за бортом хлестал дождь. – Тебе куда? До Каменюк?

Старик был пьян. Судя по рукам и брюкам, перепачканным глиной, часто до этого падал в грязь. Поначалу он ко мне в машину садиться боялся. Смотрел на меня, моргал, собираясь заплакать. Мне его эмоции были по барабану.

– Почему вы так?

– В смысле?

– Почему вы так ко мне?

– Я хочу узнать, где вы живете, а потом купить ваш дом за бесценок. Разве не слышали? Именно так поступает наше поколение со спившимися пенсионерами.

– Неправда. – Он продолжал трястись. – Вы меня пожалели. Вы добрый.

Может, добрый, а может, просто любопытный, думал я. Старик в таких погодных условиях запросто мог окочуриться. Он сидел скорчившись, что-то шептал. Поглядывал на меня то благодарно, то боязливо.

– Это я страну не спас, – сказал он вдруг с утвердительностью приговора. – А ведь мог!

– Какую страну?

– Советскую! Я у них на базе охранником служил. Всех сволочей мог перестрелять. Постеснялся.

– Какой ты, старик, стеснительный, – согласился я. – Не расстраивайся. К этому несчастью все приложились. Грех на всех. Есть кто раскаялся. Некоторые, наоборот, довольны. Хотя причин для радости у них нет. По моим сведениям, наша рабоче-крестьянская держава восстанавливается. Ленин воскрес. Вот-вот встанет из Мавзолея. Выскочит – закричит: «Пгавильной догогой идете, товагищи!»

Старик шутки не понял, поежился.

– Ленин не может воскреснуть, – сказал он. – У него мозгов нет.

– Почему?

– Фанни Каплан. Пуля навылет. Я читал.

– Его мозги в Мавзолее, – согласился я. – В специальном аквариуме. Когда придет время, он ими воспользуется. Мозги Фанни Каплан рядом. В другом аквариуме. Он может воспользоваться любыми мозгами. Теми, которые считает более прогрессивными на данный момент. Как вас зовут?

– Володя.

– Как Ленина. Думаете, это случайно?

– Не знаю, – протянул он. – Случайно. А может, и нарочно. У меня ведь автомат был. Я мог стрелять. Мог арестовать их печатную машинку. Когда Бурбулиса теперь вижу, рука тянется к кобуре. К ножу. К топору. Готов разбить экран телевизора. Настолько ненавижу это ничтожество.

– Какие вы знаете слова… Как ваше отчество?

Он встрепенулся:

– У меня высшее образование. Я могу вернуться на передний фланг науки. – Он помялся немного: – Васильевич.

– Зачем, Владимир Васильевич, так далеко ходить. К тому же где он, этот фланг. Существует ли он? Давайте сначала доедем до дома. Вы женаты?

– Нет. Принципиально. Люблю свободу. Я мог стрелять. Я мог спасти государство. Теперь фашистский «план “Ост”» выполнен. Держава расчленена. Подчинена воле заморского интервента.

– Не волнуйтесь. Их уже перебили. Ельцин отравлен полонием. Шушкевич сослан на Мадагаскар. Кравчук побирается. Бурбулис спился.

– Правда? – обрадовался Васильевич. – Они пьяного Ельцина по двору водили, когда он родину продавал. А я с автоматом стоял. Одна очередь – и мы были бы спасены. Как думаете, какой орден бы мне дали?

– «За заслуги перед Отечеством». Первой степени. Ваши памятники стояли бы в каждом городе.

Он вновь испуганно глянул на меня, потом закрыл мокрое лицо руками.

– Такой мороз стоял! Тридцать градусов. Такой мороз. Пальцы одеревенели даже в рукавицах. Упустил я свой шанс. И теперь – вот. – Он развел ладони. – Почему вы помогаете мне?