Искушение Данте

— Я так много плакал, что наконец разжалобил моего батюшку, и он выкупил меня из долговой тюрьмы. Уже года три назад. Что же до мошенника, который порезался о мой кинжал, так он взял назад все свои подлые обвинения в мой адрес, услышав звон монет. Впрочем, не сядь я вовремя на коня, не миновать бы мне тюрьмы. Я опять проигрался в кости, а отец не станет больше платить мои долги, особенно после того как прочел один мой сонетик, в котором он горит в адском огне. Я успел только немного побаловаться с моей ненаглядной Беттиной, вскочил на коня, и вот я ищу убежища в вашем свободном городе, где вы поднялись на самую вершину власти. Вы же приор! И при этом — поэт! В Сиене поэтов секут розгами, а не избирают в Магистрат… А правду говорят, что Флоренция скоро превратиться в новые Афины на берегах Арно? Что у вас тут собралось больше ученых мужей, чем во всей Александрийской библиотеке?

Данте открыл было рот для ответа, но Ангольери не дал ему вставить ни слова.

— А ваши таверны! Они же прекрасны! Не то что эти грязные дыры у нас в Сиене! Я уже побывал в таверне у некоего Бальдо за старыми городскими стенами. Вы там были?.. Какая там идет игра! А какие там женщины!

— Об этом лучше не надо, — наконец перебил его Данте. — Власти нашего города не любят завсегдатаев игорных домов и прочих кутил. У нас, в городе Святого Иоанна Предтечи, правит добродетель. Постарайтесь не нарваться на неприятности. В наших тюрьмах страшнее, чем в аду… Что же до битвы при Кампальдино, мой отряд отступил совсем недалеко и лишь в начале сражения. А потом мы пошли на штурм и сломили надменного врага.

— Да как скажете!.. Я не очень внимательно следил за тем, как бегут флорентийцы, потому что сам бежал вместе с сиенцами… Но к чему вспоминать ужасы войны теперь, когда можно наслаждаться мирными забавами. Я прочел ваши стихотворения и ваши проклятья в адрес какой-то новой прекрасной дамы с каменным сердцем! Выходит, рана, нанесенная вам в сердце Беатриче, зажила? Значит, правду говорят поэты — даже сам Данте Алигьери спустился в мир грязи и плоти?

Данте покраснел, промолчал и стал оглядываться по сторонам, стараясь придумать, как бы избавиться от незваного гостя. Ангольери, кажется, понял, что задел поэта за живое, и сменил тему:

— А ведь я присутствовал на церемонии вашего вступления в должность приора в Сан Пьеро. Очень внушительное зрелище. Заставляет задуматься о сочетании мощи земли и неба. Я был очень рад. Злополучным беженцам необходимы влиятельные друзья.

Данте подался вперед.

— Вы были на этой церемонии в Сан Пьеро? Когда же вы прибыли к нам?

— Три дня назад. Еле успел!

«Еле успел к ночи, когда было совершено убийство!» — подумал Данте, внимательно разглядывая собеседника, продолжавшего болтать, озираясь по сторонам.

Из галереи был виден кусок площади Маджоре. Река Арно была закрыта массивным фундаментом колокольни, которую возводил Джотто.

— Ваш город растет не по дням, а по часам, мессир Данте. Ему под стать только ваше флорентийское чванство! Но и у меня в Сиене заложили фундамент самого большого собора христианского мира. С его крыши мы покажем фигу и вам и самому папе в Риме! — С этими словами Ангольери покрутил под носом у Данте два кукиша.

Данте невольно улыбнулся, представив себе Чекко Ангольери с его непристойными жестами на вершине высокой колокольни.

— Бонифаций тоже не дурак. Придумав свой «юбилей», он заработает кучу денег. Может, и мне присоединиться к толпе бездельников, плетущихся к долине Тибра, чтобы обогатить святош?.. Но и ваш город лет через десять будет не узнать!

— Его и так уже не узнать, — пробормотал Данте. — Он очень изменился, но не в лучшую сторону… Так значит, вы бывали в таверне у Бальдо?

— Не просто бывал. Я там поселился. Этот однорукий негодяй хотел ободрать меня как липку, но стоило мне упомянуть ваше имя, как он тут же снизил цену. Кажется, вы действительно влиятельны во Флоренции. Или хотя бы в таверне у Бальдо, — ухмыльнувшись, заметил Чекко Ангольери и стал разглядывать Данте с таким насмешливым видом, словно судьба поэта была в его руках.

Данте начал злиться. Ах ты рифмоплетишка! Ведь Ангольери однажды осмелился осмеять Данте в своих вульгарных виршах, полных провинциальных словечек.

Однако, сумев подавить вспышку гнева, поэт спросил своего гостя:

— Так зачем же вы все-таки приехали во Флоренцию? Неужели вы просто прячетесь здесь от сиенской тюрьмы?

— Разве вы сами не догадались? У вас же собралось столько мудрецов! Своего рода юбилей науки. У вас же открывают Studium. Вот я и приехал предложить свои услуги и свои знания.

— Полет вашей мысли понять труднее, чем расшифровать каббалистические знаки! Что же вы намереваетесь преподавать? Конечно, вы неплохо разбираетесь в диалектике и риторике, но…

— Неужели вы решили, что я намереваюсь преподавать эти невразумительные дисциплины, мессир Алигьери? В Сиене я научился и многому другому. Как и вас, меня окружали там три просветивших меня дамы!

— Кто же ваши благодетельницы?