Искушение фараона

Один за другим приходили слуги и докладывали царевичу, что Гори нигде нет, Хаэмуас же пребывал в состоянии глубочайшего потрясения. Чтобы обыскать в его огромной усадьбе каждый закоулок и закуток, требовалось много времени. И все же Хаэмуас терзался сомнениями. Когда он в последний раз видел Гори, когда отдал приказ караульным взять сына под стражу, тот едва держался на ногах. И Хаэмуас никак не мог взять в толк, как один человек, слабый и истощенный, оказался способен перерезать горло одному воину и нанести второму такие серьезные увечья, что тот вряд ли останется в живых. Хаэмуас сам взял на себя труд осмотреть раненого, но он мало чем мог помочь. Однако царевич изумлялся тому, какие серьезные ранения получил стражник. Очевидно, Гори, отчаянно преследовал какую-то важную цель, вот только какую? Во всяком случае, в покои Табубы он не бросился, вооруженный к тому же неизвестно откуда взявшимся ножом, поскольку поблизости от домика наложниц его не заметила ни одна живая душа. Строго говоря, вообще ни одна живая душа во всем доме не видела той ночью его сына.

Хаэмуас отправился в покои Шеритры, резонно предполагая, что Гори может скрываться у сестры, однако ее служанка заверила царевича, что сама царевна почивает, а юный царевич не появлялся в ее покоях. Никакой помощи не оказал и Антеф. Весь вид его изобличал искреннюю встревоженность и обеспокоенность, когда стало известно, что его друг исчез, а когда через некоторое время Хаэмуас собрался лично допросить юношу, его самого след простыл.

Потом ему сообщили, что пропал ялик. Он велел привести к себе стражника, дежурившего ночью у причала, и тот признался, что, чрезмерно увлекшись вином накануне вечером, заснул на посту. Царевич без труда мог прокрасться мимо него. Хаэмуас отпустил стражника. «У меня не хватит сил, чтобы обыскать весь город, – устало размышлял Хаэмуас. – Возможно, Гори поехал на север, к Нубнофрет. – От этой мысли царевич почувствовал некоторое облегчение. Он надеялся, что, во всяком случае пока, Гори находится в безопасном укрытии где-нибудь в тихом местечке в Дельте. – До тех пор, пока у Табубы не родится ребенок, – сурово размышлял Хаэмуас. – А потом мне придется действовать. Не будь Шеритра такой неуклюжей, проблема уже сейчас была бы решена, но теперь это не имеет значения. Двор отца – шумное, людное место, там постоянно плетутся интриги и строятся козни. Отравления там даже и не заметят. А пока я без всяких помех могу наслаждаться жизнью и обществом своей возлюбленной. Оба смутьяна покинули этот дом. Шеритра выйдет за Хармина, он переедет сюда и поселится в бывших покоях Гори. Возможно, и Сисенет со временем захочет перебраться в этот дом, и я не буду больше видеть рядом с собой враждебных и недобрых глаз, горящих суровыми обвинениями».

Спустя некоторое время к нему пришел Иб, чтобы сообщить о пропаже плота, а совсем недавно слуги видели его дочь, когда она поднималась с причала на берег. Хаэмуас, охваченный раздражением, послал за ней. Иб скоро вернулся и сказал, что царевна отказывается покидать личные покои. Слуга почтительно дожидался дальнейших указаний, а Хаэмуас, громко выругавшись, бросился вон из кабинета, где пытался заниматься делами, и зашагал к покоям Шеритры. Стражник и глашатай едва за ним поспевали. В ответ на настойчивый стук Бакмут наконец приоткрыла дверь.

– Дай мне пройти, – резко бросил ей Хаэмуас. – Мне необходимо поговорить с дочерью.

Бакмут поклонилась, но не двинулась с места.

– Прошу меня простить, царевич, но царевна не желает никого видеть, – упрямо проговорила она.

Хаэмуас не стал тратить время на препирательства. Схватив служанку за руку, он оттолкнул ее прочь и встал посреди приемной комнаты.

– Шеритра! – крикнул он. – Выходи сейчас же. Мне надо задать тебе один вопрос.

Долгое время стояла полная тишина, и Хаэмуас собирался уже взломать дверь в спальню, когда наконец из глубины покоев послышался какой-то шорох. Шеритра открыла задвижку, но сама не вышла к отцу. Он услышал лишь ее голос, доносившийся словно из какой-то невидимой дали.

– Спрашивай, отец, и я отвечу тебе, – сказала она, – но это будет наш последний разговор. Ни с кем в этом доме, и прежде всего с тобой, я не желаю больше иметь дела.

– Ты ведешь себя дерзко, – яростно воскликнул Хаэмуас, но она не дала ему договорить:

– Задавай свой вопрос и не утомляй меня долгими разговорами, или я вообще передумаю тебе отвечать.

В ее голосе прозвучало страшное мертвенное спокойствие, и Хаэмуас прикусил язык, с которого уже были готовы сорваться жесткие обвинения. Такой бесстрастный, такой равнодушный голос, словно его обладательницу ничто в этом мире больше не интересует. Ярость Хаэмуаса улетучилась.

– Отлично, – начал он чуть приглушенным голосом, – это ты брала плот минувшей ночью?

– Да, я, – без колебаний ответила Шеритра.

Он ждал продолжения, но воцарилось полное молчание, нарушить которое пришлось ему самому.

– Ты вернула плот назад?

– Да, вернула.

И опять наступило молчание. Хаэмуас чувствовал, что его яростное раздражение вскипает в душе с новой силой.