Искушение. Книга 1. Перстень Змеи

Он подошел к окну. Превозмогая боязнь, прикоснулся лбом к холодной поверхности стекла. На мгновенье показалось, что преграда теряет свою упругость и он проваливается вниз. Крохотные фигурки людей, кишащие как муравьи, трепещущие пестрые флаги над ними — все это было далеко внизу, все создавало полную иллюзию полета. Полета во сне, когда ты волен лететь, куда заблагорассудится или замереть в воздухе неподвижной стрекозой.

Почему-то вспомнился странный сон с Ильиным. Поразительно, фантасмагория, привидевшаяся в самолете, очень четко запечатлелась в памяти Андрея. И это тревожное чувство, что твоя воля может изменить мир, повлиять на судьбы людей вновь овладело им, наполнило сердце страхом и неуверенностью.

Переговоры не должны были занять много времени. В бумагах, которые прислали китайцы, все уже было согласовано, и осталось только подписать контрактные документы, а, соответственно, требовалось личное присутствие Андрея. Когда в Москве согласовывали контракты, председатель китайской академии наук с важным видом знатного мандарина передал в конверте приглашение на торжественный ужин по случаю 50-летия института, с которым Гумилев собирался сотрудничать. На ужине должен был присутствовать сам Си Синьпин. Уже потом, перед самым отъездом, китаец в приватной обстановке сообщил Андрею, что этот ужин может быть сверхважен для корпорации Гумилева, потому что Си Синьпин после грядущего съезда партии, возможно, возглавит КПК.

Ужин был назначен на раннее время, поэтому Гумилев собирался еще побродить по вечернему Пекину, присмотреть Маруське какие-нибудь сувениры, да и просто «подышать воздухом» столицы Поднебесной.

Огромный лимузин подкатил к отелю ровно в 16:30. В салоне, кроме директора института сидел еще один пассажир. В сумраке салона Андрей не смог разглядеть его лица, только подумал, что китайцы все очень похожи и их лица после сорока остаются неизменными лет на двадцать.

— Добрый день, господин Гумилев! Очень рад вновь видеть Вас в добром здравии.

Церемонность директора вызвала у Андрея улыбку.

— Взаимно, господин Ван! Надеюсь, что Вы и Ваши близкие тоже в добром здравии? — Санич к прошлой встрече подготовил подробную ориентировку на всех членов китайской делегации, поэтому Андрей знал, у его китайского партнера большая по меркам Китая семья — жена, дочь и сын. Дети уже взрослые и учатся в Штатах — дочь на международного юриста в Йеле, а сын слушал курс квантовой механики в Смитсоновском институте. Когда Гумилев читал справку, он поразился выбору вузов. И Йель и Смитсоновский институт не были «на слуху» у мировой элиты, но знания давали первоклассные, а связи и круг общения подразумевали «короткую ногу» с потомками «Мayflaver», а, возможно, даже «контрамарку» для входа в самые закрытые клубы Америки, в которых варилась мировая политика.

«Да, — про себя подумал Андрей, — выбор с дальней перспективой. И, похоже, пока выбор не в российскую пользу. Ну, поживем-увидим».

— Андрей Львович, позвольте Вас познакомить с моим спутником, — отвлек от размышлений Гумилева Ван, — профессор Чен, — с непонятным Андрею подобострастием представил незнакомца директор института.

Профессор оказался моложавым высоким китайцем. Андрей, как всегда, затруднился определить его возраст. Они крепко пожали друг другу руки, и Гумилев на мгновение ощутил дежавю — знакомая холодная рука, знакомый плотный хват, как будто змея отбивает руку перед тем, как сломать кости.

— Нам не приходилось встречаться раньше? — неожиданно для себя выпалил Андрей.

— К сожалению, нет, — лицо Чена расцвело широкой полнозубой улыбкой. У него было хорошее открытое лицо, которое несколько портила цветная каряя линза, из-под которой выступала ярко-голубая радужка глаза. — Я курирую научно-исследовательские разработки в рамках проекта «Искусственное солнце», которые ведут китайские научные центры, и товарищ Си Синьпин попросил принять участие в ужине. Он политик и многие наши заумные рассуждения, возможно, придется ему растолковывать.

Гумилев поразился чистоте русского языка китайского ученого, но спрашивать, где он так его освоил, Андрей постеснялся. Его удивляло то, что он, прошедший «огонь, воду и медные трубы» российского бизнеса 90-х и 2000-х, сразу проникся такой симпатией к этому, совершенно незнакомому, иностранцу.

Они понимали друг друга с полуслова. Андрей впервые после ухода Арсения Ковалева чувствовал рядом с собой родственную душу. Профессор Ван не вмешивался в их разговор, и, казалось, тихо дремал в углу салона. Между тем, Гумилев боковым зрением отметил, что лимузин, миновав высокие чугунного литья ворота, въехал в тенистый парк. Машина мягко затормозила перед небольшим особняком, в архитектуре которого органично переплелись элементы и Запада и Востока. «Наверное, конец XIX-начало ХХ века», — отметил про себя Андрей.

Перед парадным входом стоял вооруженный караул. Несмотря на то, что бойцы НОАК[88] явно были из роты почетного караула, в руках у них были не парадные карабины, а штурмовые винтовки Type 81[89].