Искушение. Книга 2. Старые письма

Все части МГБ и МВД Таллинна были брошены на поимку этого «Соловья» — одного из последних командиров «лесных братьев». Да что Таллинна, местным доверили только в оцеплении стоять, а саму же операцию проводили спецы из Москвы. Появился Йобык около года тому назад. Ильину, как начальнику ГУШОСДОР-а [20]Эстонии, довели полную ориентировку на Эрика Сиила по прозвищу Соловей. У него была типичная для «лесного брата» биография. В 1940-м, скрывался в лесу, чтоб не призвали в Красную армию, а при немцах сразу записался в дружину «Омакайтсе» [21]. После освобождения Эстонии бежал с немцами. Потом перебрался в Англию, а оттуда в 49-м — обратно. Как они смогли проникнуть через границу, никто понять не мог. По данным госбезопасности отряд был небольшой — 4 человека, но все «бывшие». Более того, сам Йобык по агентурным данным был единственным эстонцем и самым неподготовленным. Двое — немцы, прошедшие серьезную школу Скорцени [22]и один англичанин. Одним словом — империалистический Интернационал. В отличие от остальных «лесных братьев» банда не занималась уничтожением партийных и сельских активистов. Видимо, задание у них было непростое. «Ну, да не нашего ума дело», — осадил свои размышления Ильин.

Он огляделся и со вздохом вынужден был признать, что это не лес — это поганое болото. Именно поганое. Вчера двух бойцов чуть не засосало. Торфяники в этом месте тянулись до самого Пярну. Он посмотрел на часы. Аккуратные американские, они ладно сидели на руке. Часы эти служили ему исправно вот уже пять лет. В 45-м в Австрии Иван «махнулся» с американским капитаном. Американцу тогда достался отличный перочинный нож, с которым Ильин не расставался с 1941 года. В 39-м его отправили на Западную Украину оборудовать пограничные заставы на новой границе. Однажды, в мае 41-го, попав по делам во Львов, Иван купил его на рынке у старого еврея, который клялся «здоровьем любимой тещи, что ножичек послужит пану офицеру не один год». Действительно, сталь была отменная, а шильцем с отверстием для нитки Ильин чинил себе сапоги всю войну. Ни за что бы не расстался с ним, но, к сожалению, ничего больше в кармане не оказалось, когда вечером в горном Лицене [23]они вместе с союзниками отмечали конец Войны.

На часах было уже 9 вечера.

— Пора и смене уже быть, — пробормотал Ильин.

Тут до него донесся громкий шорох шагов человека, который не таясь шел по лесу, и перед Иваном возникло вечно недовольное лицо его заместителя — лейтенанта Еременко. Ему предстояло стоять в пикете до полуночи.

После дежурных: «Пост — сдал, пост — принял», Иван вскочил на Буяна. На немой вопрос в глазах зама: «Куда на ночь глядя?» — Ильин крикнул уже отъезжая:

— Василий, я на хутор смотаю, что-то кашевар задерживается. В случае чего, провиантом у чухны разживусь!

— Иван Кирилыч, ты не торопись, время еще есть. Может, удастся сальца у хуторских купить! Только не «пекка».

Здесь, в глубинке Эстонии, хохлятское естество лейтенанта Еременко пребывало в раю. На хуторах можно было купить хорошего соленого свиного сала. Одна беда, гордостью эстонцев был их «пекк», то бишь — бекон, который по их словам, буржуазная Эстония поставляла на стол самой английской королеве. Еременко был твердо убежден, что сало должно быть «беленьким, нежненьким, без единой прожилочки». Когда Василий говорил про сало, на его лице проступали черты идиотского умиленья, глаза прикрывались, а по худой шее вверх-вниз начинал ходить острый кадык от судорожного глотания слюней.

Буян вышел на просеку, по которой пролегала дорога, поросшая молодым березняком. Ильин каблуками предложил коню поспешить, на что норовистое животное, всхрапывая и тряся гривой, не спеша потрусило по просеке.

Лес поредел, и дорога побежала вдоль болота. Мохнатые изумрудные кочки кое-где украшали шляпки грибов. Идиллию нарушала гладь черной мертвой воды, которая виднелась из-за кустов и зеленых кочек.

Дорога уперлась в достаточно свежую гать. Иван спешился и повел лошадь под уздцы. Гать была настлана мастерски. Дорога, положенная через топь, была прочна и почти не проседала под ногами. «Наверняка, немцы, — подумал он про себя, — нескоро мы научимся так строить». Он, построивший не один мост и не одну переправу, считал немцев непревзойденными строителями и всегда отзывался о них уважительно. За это его не раз «прорабатывал» полковой комиссар.

Болото упиралось в берег, который круто поднимался вверх. Метрах в ста от торфяника, на склоне начиналась опушка леса. Лес был странный. Он состоял из двух ярусов. Нижний представлял собой кустарник, который плотной зеленой пеной листвы скрывал лесную чащу. Над листвой кустарника зелеными холмами поднимались кроны огромных вековых дубов. Иван удивился соседству болота и лесных исполинов. За последние годы он повидал немало болот, но, как правило, их окружал широкий пояс из мелких больных березок, осин и ольхи.

Колеи дороги двумя оранжевыми лентами засохшей глины растворялась в зеленых зарослях.

— Странно, — пробормотал себе под нос Ильин, — дорога без просеки. Не заблудиться бы.