После этих слов заблестели глаза лишь троих находившихся людей — Владислава, Николая и Георгия. Как бы Юля не улыбалась, даже Ларина могла понять то, что девушка так привязалась за тот короткий срок к Ангелине, что идея воскресения Лилит стала чуждой. Грацкий же постояв несколько секунд, едва сдерживая слезы, встал со стула и поспешно всех покинул. Женя словно окаменел, его послушание госпоже тоже куда испарилось, после сказанных слов Женя Кузьмин будто ожил, его глаза забегали по лицу Ангелины, и, так же как и Грацкий он схватившийся за голову ушел. Виктория же с недоумением смотрела на всех, ее встревоженные глаза захлопали чаще, она соскочила со стула и очень эмоционально начала, чуть ли не кричать:
— Да, вы что? Правда что ли убить хотите ее? Давайте все это бросим! Перестаньте, прошу, мне с вами было так хорошо, пожалуйста, Ангелина, зачем это? Я думала, вы шутите…
Все молчали. Лишь радостная троица восторженно смотрела на свою госпожу, и чуть ли не танцуя на месте, улыбались во все тридцать два зуба.
— Вы с ума все сошли! — продолжала кричать Виктория. — Грацкий, ну хоть ты не позволяй этого, — начала она кричать как можно громче и ринулась к Алексею.
Ларина еле сдерживая дрожь, которая присутствовала во всем ее теле, ушла. Юля, не справившись с эмоциями, все же расплакалась. А Владислав и два брата сразу же пошли готовить помещение к обряду, передаче Грааля, назначению хранителя.
Брату Николаю было около восемнадцати, в братство его привел уже умерший его отец. Но, несмотря на юный возраст, он трепетно относился к обычаям и законам братства. И именно он начал активно помогать Владиславу в организации обряда.
В комнату Ангелины постучали.
— Войдите, — сквозь слезы проговорила она.
Это был Женя. Он медленно прошелся по комнате и присел на кровать к лежащей Ангелине.
— Доигрались, что же мы наделали…
Девушка молчала, она все не могла справиться с потоком слез.
— Давай убьем этих двух и все, остальные все за то, чтобы ты осталась…
— Что? — удивилась Ангелина.
— Я был зомбирован, не осознавал, куда я попал, Ангелина то, что мы называем воскрешением Лилит, называется иначе – убийством тебя… мы все сгорим за это в аду…
— Не сгорите, я же пообещала вам спасение, — с какой-то иронией проговорила она, — как ты можешь быть таким жестоким, убить своих братьев... а как же Владислав?
— Ему немного осталось, так что…
— Ты уже не веришь, что я Лилит?
— Верю, как тут не верить... то, что мы сейчас находимся в изолировании общества — разве это не чудо?
— Так в чем же проблема?
— Я не хочу тебя терять, ты же знаешь, я люблю тебя, — Кузьмин затрясся, и наклонился ближе к девушке, пытаясь поцеловать.
— Но ведь я люблю другого, — отстранившись, шепнула Ангелина.
— Ну и что! Это не запрещает мне тебя любить! — вспылил тот.
— Я решила так, Женя… Может быть, конечно, мне было лучше остаться там, с тобой в деревне. Жили бы душа в душу, и не знали об этом всем... родила тебе деток…
Женя улыбнулся, но увидев иронию на лице Ангелины, его улыбка исчезла.
— Но знаешь что Женя, я не жалею не о чем. Оставшись с тобой, я бы не узнала что такое любовь. Лучше я умру здесь зарезанной как овечка, но с любовью в сердце, чем буду жить вечно без любви.
Лицо Кузьмина перекосило. Его ноздри расширились, и вена на виске выступила так, что можно было видеть учащенную пульсацию его сердца. Словно соскочив с кровати, он пристально, холодным взглядом смотрел на смеющуюся с печальными глазами Ангелину:
— Ну, что ж, тогда мне терять нечего, — и оскорбленный Кузьмин, покинул комнату.
Равнодушно проводя Кузьмина, она поймала на ладонь капли крупных слез. Немного придя в себя, Ларина решила выйти на улицу первый раз за все это время. Она подошла к одиноко сидящей на качели Виктории.
— Что же ты тут одна?
— Ничего, — грустно ответила Виктория.
— Попала ты в дурдом, да? — улыбчиво спросила Ангелина.
— Это точно, я не понимаю, зачем тебе это?
— Знаешь, Виктория, я сама не знаю, зачем мне это... но и так я больше не могу…
— Ты просто устала, тебе нужно отдохнуть…
— Вот именно, а отдохнуть я смогу только умерев.
Виктория хлопала своими ресницами и чуть ли не со слезами смотрела на Ангелину.
— Виктория, я не понимаю тебя…
— В смысле?
— Ведь на самом деле, ты совсем другая. Я знала тебя глупой дамочкой с накрашенными бровями, неинтересной, безжизненной, пустой…
Виктория опустила взгляд, затем словно собравшись мыслями начала: